20.15

Феанаро очнулся уже на носилках. Первое, что он увидел- это кроны деревьев, слегка качающихся от ветра . Шум вокруг был подобен реву моря в буре. Он сперва не мог разобрать ни слова, но затем стали понятны обрывки фраз. Видимо его уже далеко унесли. И хуже всего- тело было так слабо, что он с трудом попытался нащупать место ранения, но рука почти его не слушалась.
Видимо то, что король очнулся, быстро заметили и вокруг носилок выстроился целый рой воинов.
Только этого не хватало. Феанаро ненавидел показывать свою слабость перед всеми. А тут он просто стал зрелищем для всех… и видимо таким и останется еще на какое-то время.
Ехать к стенам Ангбанда было бы безумием. Ну что ж, если быть зрелищем, то зрелищем достойным.
- Вы столпились для того, чтобы орки на нас снова напали… а вы будете подставлять им спины? Все на свои места. Мы направляемся обратно в лагерь. Остановки только для самого необходимого. Нам нужно как можно скорее вернуться….
Среди воинов почти ни единого знакомого лица. Нет, он не станет спрашивать, что с кем стало. Нечего сейчас думать о больном.
Направить свои мысли он мог только своим детям, чтобы почувствовать, что они целы и невредимы. Ну, или хотя бы просто живы.
«Оставайтесь все в лагере. Все ждите меня в лагере. Позаботьтесь об усиленной охране. Я скоро вернусь, и хочу, чтобы на этот момент вы все были в лагере. Это касается и Нолофинве, он отвечает за своих верных. Любая попытка покинуть лагерь- нарушение моего приказа. Когда я вернусь, тогда и поговорим».
Он откинулся в носилках, стараясь свое лицо сделать как можно более холодным, чтобы другие не поняли, как у него сейчас болит… и не только тело, но и душа, и сердце.

Курво не считал справедливым такое отношение, что он по мнению старших братьев и отца всего лишь немногим самостоятельнее Амбаруссар. Не по-братски это, да и никакого основания для этого нет и не было. Ладно, что с королём спорить. Впрочем, и порядок субординации брал начало от Форменоса.
Но почему он так думал? То есть, с чего решил, что к нему предвзятое, если не сказать, что пренебрежительное отношение? Он видел вопиющий не рациональный подход всех ко всему и вся и суету-суету-суету. Нет, чтобы сесть и сконцентрировано подумать. Чего думать? Делать надо! Да, Курво был целиком и полностью за действие, продвижение, желательно, чтобы в нужную, правильную сторону. Но хорошо бы всё-таки подумавши.
Не то что бы они мало советов держали или его ни разу не спросили, что или как делать. Но разве спрашивали для того, чтобы узнать ответ и сделать? Нет, в том-то и дело. Можно было бы, конечно, взобраться на камень повыше и хорошо поставленным голосом, пусть не певческим, обратиться к народу с посланием, в котором чётко разложить по этапам план действий. Проблема была в том, что вождей в очереди перед ним было достаточно, чтобы официально объявляли изменения в курсе движения их исхода, а он вроде как не дорос.
Таким образом у него было своё мнение и видение того, как на самом деле нужно, потому что правильно, или хотя бы разумно и рационально, но даже не будучи седьмым сыном седьмого сына последнего верного в их народе, он был вынужден исполнять не свои решения.
Зато у него было неоспоримое преимущество, позволяющее извлекать пользу даже из такой раздражающей ситуации. Самообладание Куруфинвэ закалялось не по дням, а по часам в буквальном смысле. Досада накапливалась и аккумулировалась где-то очень глубоко внутри, что свидетельствовало о том, что терпение было ресурсом, если не неисчерпаемым, то достаточным, чтобы держать себя в руках и делать выводы даже из такого опыта. Курво нацелился на то, чтобы найти решение своего личного вопроса - как продемонстрировать наглядно королю и братьям, что тотальный контроль сковывает, когда нужно и правильно действовать, но всё равно бесполезен против самодеятельности в массах. Показать и убедить, что некоторые изменения в порядке приказов и их выполнения могут повысить общую эффективность. Ведь против фактов не попрёшь - от самой высадки эффективность принятых решений нолдор даже не по нулям, а ушла глубоко в минус.
Но, возможно, он был слишком самонадеян и искренне заблуждался. Увы, провидение не было его особым талантом. Зато он мог дисциплинировано выполнять чужие приказы в ожидании новых.

Чем Курво и занимался, принимая деятельное участие в обратной погрузке, не вдаваясь в многословные, пространные объяснения причин такого решения совета лордов. На таких причинах речь, пламенем зажигающую сердца, не построишь. Ну да, высадились и уже почти разгрузились. Но теперь обстоятельства и меры безопасности требуют того, чтобы убирались они отсюда поскорее и чуть-чуть подальше на юг. Никто не хочет рисковать, если лагерь подвергнется нападению вражеских сил, женщинами и детьми, которые не могут сражаться. У него самого уже от этого челюсть сводило, но внешне он ничем не выдал свои внутренние переживания.
А, может быть, он всё-таки самонадеянно заблуждается в том, что знает, как надо. Сомнение было не сильное, но заставляло думать больше и по-разному.
Он как раз стоял и смотрел на свои личные вещи, которые ещё не погрузили на корабль, когда на него налетел Морьо. Брат выглядел слегка совсем недовольным, и его можно было понять. Поэтому Курво снова сделал выбор в пользу терпения ради накопления, то есть, экономии энергии эмоций во имя великого будущего, которое должно же когда-нибудь наступить. Он совершенно спокойно, без выражения и намёка на снисходительность или, упаси Эру, пренебрежительность жеста, взял руки брата и убрал их от своего ворота, напоследок крепко сжав их и отпустив.
- Происходит обратная погрузка на корабль, брат мой, - он ответил таким же спокойным и полным всетерпения голосом и одновременно почтительным тоном, какими были его взгляд и сдержанная улыбка одними уголками губ.
- Предупреждая твой следующий возможный вопрос, - Курво поторопился добавить, возможно, чтобы не показаться слишком нарочитым, - это решение было общим - тех, кто остался в лагере, и в какой-то мере оно не лишено здравого смысла. Не совсем лишено.

Отредактировано Куруфинвэ Атаринке (2014-10-13 15:56:20)

Как только дозорные сообщили, что лагерь совсем не далеко, Феанаро  сел в носилках. Приехать в лагерь в лежачем виде- было худшее из зол. Признать, что он как побитый вернулся- … да нет, лучше умереть там, в лесу, в овраге.  А раз выжил, то все должны чувствовать его силу. Слабый король теряет корону . Только у сильного, кто не склоняет головы, корона будет крепко держаться.
- Подайте мне доспех и лошадь. … да, доспех и лошадь. Быстро.
Пришлось повторить приказ еще нескольким воинам, прежде чем оруженосец неуверенно, но принес его доспех. Куруфинве даже не слушал причитаний на тему своих ран, а когда юнец стал завязывать доспех так, словно король был хрустальный.  Феанаро с трудом удержался, чтобы не дать ему оплеуху. Его похоронили на месте? Откуда такая трепетная забота? Нет, сейчас он меньше всего хотел заботы и причитаний. Напротив, только сам взял и покрепче пристегнул ремни.
- Где лошадь, … помогите сесть.
Вот тут помощь понадобилась. Правда он сам вцепился в седло и буквально подтянулся наверх. Сидеть оказалось не так трудно, пока лошадь стоит. Зато когда все двинулись вперед, каждый шаг отдавался болью в ранах.
Феанаро ехал, сцепив зубы. Его било дрожью, как в лихорадке, и все тело было мокрым от холодного пота. Рубашка под доспехом промокла насквозь, но он крепко вцепился в поводья лошади, почти не управляя ей. Конь сам знал, как ехать и куда.
Въехав в лагерь, он увидел, что был прав в своих догадках. Кто-то, не смотря на его приказ, уже свернул шатры.  Очень плохо… сейчас ему хотелось уединиться и прилечь так, чтобы никто этого не видел.
Так и хотелось… разозлиться.
Он остановил лошадь, не слезая с нее. Виски были влажные от пота, лицо бледным.  Рана болела до невероятного, но Феанаро понимал, что сейчас будет та битва, проиграв которую, проиграет навсегда.
- Где мой брат? Где мои сыновья?
Слезть с лошади было бы в разы труднее, чем на нее залезть. Но разговаривать с Нолофинве и сыновьями он намеревался именно так, верхом.

Нолофинвэ

Вернувшись в лагерь, Нолофинвэ, коротко поздоровавшись с детьми и племянниками, поднялся на свой корабль. Ему нужно было распорядиться о сборе войск, как и было условлено. А за это время хоть немного передохнуть, привести в порядок мысли и, пожалуй, хоть что-то съесть. Кажется, на это у него не было времени с самой высадки. Аппетита не было тоже, но сути это не меняло.
Нежданный приказ-осанвэ брата озадачил, испугал, но и обрадовал Нолофинвэ. Было совершенно очевидно, что только жесткий удар мог остановить взявшего разгон Феанаро, но, с другой стороны, он по крайней мере оставался жив и даже прекратил свои безумные затеи, по крайней мере на время. Теперь была надежда хоть немного остановиться и подумать, что делать, прежде чем предпринимать новые шаги.
По мнению Нолофинвэ, идея отплыть сразу же после того, как вернутся остатки отряда, была очень и очень здравой. Оставалось лишь две проблемы: они не знали фарватера, а значит, придется уходить далеко от берега и искать новую возможность причалить. И вторая... Финьо, который вернется сюда, на то место, откуда уезжал. И не будет никакой возможности оставить ему знак. С другой стороны, к тому времени они уже будут знать намного больше о местности, и смогут отправить сюда гонца.
Думать дальше о сыне Нолофинвэ себе решительно запретил. Вместо этого он занялся мелкими делами, которые требовали решения - больше для того, чтобы отвлечься. Правда, отвлечение пришло с неожиданной стороны - стоило ему через несколько часов после возвращения сесть в своей каюте, как глаза сами собой закрылись - всего лишь на мгновение.
Разбудил его настойчивый стук в дверь. Нолофинвэ тряхнул головой и обнаружил, что уснул прямо на столе. Голова гудела, но спал он, похоже, довольно долго.
- Войдите! - крикнул он, отводя волосы с лица и пряча их под ленту.
Дверь распахнулась, и на пороге возник один из верных. Услышав, что Феанаро вернулся и зовет всех, Нолофинвэ коротко кивнул, отпуская вестника, набросил плащ, подтянул перевязь меча, умылся, прогоняя остатки сна, и спустился на берег.
Феанаро сидел верхом, что было само по себе несколько странно, потому что прошло некоторое время, но куда важней было то, что возле него осталось совсем немного воинов. А впрочем, чего-то такого Нолофинвэ и ожидал.
Подойдя ближе, он понял, почему брат не спешился: судя по его виду, он почти падал, а нога была туго перевязана. Возле него стоял Морьо. Нолофинвэ на мгновение пожалел, что он пришел пешком, а не подъехал, но отмахнулся от этой мысли. Не так уж важно.
Он остановился в паре шагов, молча глядя на брата. Несмотря ни на что, он был рад видеть Феанаро живым.

Нолофинвэ

Всегдашняя гордость Феанаро сейчас обернулась против него самого, и Нолофинвэ в другое время даже съязвил бы на этот счет. Брат так старался выглядеть здоровым, но собственное тело выдавало его, и выглядел он попросту жалко. И все же было в этом что-то, зацепившее Нолофинвэ и вызвавшее в нем острое сочувствие. Если сбросить всю шелуху... Феанаро получил мощнейший удар по гордости, и ничем не смог помочь сыну, и как бы брат теперь ни хорохорился - он был побежден, вопреки собственным громким заявлениям. И это не говоря уже о страхе за Нельо и собственной физической боли.
Так что Нолофинвэ смотрел на брата очень спокойно, не позволяя сочувствию отразиться на лице - он знал, что это будет самым болезненным ударом по самолюбию Феанаро.
Услышав свое имя, он подошел на пару шагов, но все же не вплотную, что позволяло ему не задирать голову, глядя на брата.
- Феанаро, - обычные слова приветствия были сейчас неуместны, и он ограничился именем.
Но тот не спешил ничего говорить, только смотрел. А Нолофинвэ тем временем пытался представить себе, что же произошло - и если те, с кем столкнулся отряд, были настолько сильны, то что же сейчас с Финдекано...
- Мы собрали лагерь, - на вопрос он ответил сразу же, тем более что Морифинвэ вовсе не горел желанием что-то объяснять отцу. - Разведчики сообщили, что его местоположение уже известно вражеским шпионам, а значит, оставаться здесь слишком опасно. Здесь негде и не из чего строить укрепления, а обезопасить женщин и детей необходимо, да и поле для битвы лучше выбрать другое, которое даст нам преимущества - и где нас найдут не сразу, тем самым мы выиграем время. Согласно нашим картам, восточнее есть возможности найти места, пригодные для укреплений и обороны, но прежде всего надо отплыть.
С остальными вопросами Нолофинвэ решил подождать. Только бы Феанаро не начал сейчас спорить!
Слабый жест брата он, конечно же, заметил. Да, это был тот максимум, который гордый брат мог себе позволить - а ведь если он не подойдет, мешком свалится с коня, но просить не станет, нет... Нолофинвэ подошел вплотную, подставив плечо так, чтобы Феанаро мог на него опереться, слезая с коня - точнее, просто свалиться ему на руки.

Нолофинвэ

Нолофинвэ крепко сжал предплечья брата, помогая ему удержаться на ногах - он прекрасно понимал, что меньше всему тот хочет сползти на землю. Он смотрел ему прямо в лицо с тревогой, ничем не выдавая всех прочих своих чувств.
Но слова брата ударили его так сильно, что он вздрогнул и изо всех сил сжал руки. Лицо исказилось от страха, боли и гнева. Гнева на Феанаро, который вернулся живым... Однако гнев испарился сразу же, осталась только боль. Финдекано. Финдекано, его сын, его первенец.
- В плену... - еле слышно шепнул он. Прикрыл глаза. Первым побуждением было кинуться на помощь, хоть что-то сделать, придумать - но Нолофинвэ умел сдерживать первые порывы. Это было бы сущим безумием.
Слова Феанаро мало утешили его, хотя в более спокойном состоянии Нолофинвэ понял бы их именно так: брату не только нужно было выкричаться, он еще и пытался помочь ему, и сам искал поддержки. Как ни странно, но именно страшная весть помогла ему сейчас лучше понять чувства Феанаро...
Нолофинвэ сам не знал, как долго не мог найти слов. Наконец он собрался с силами.
- Будет, - чуть севшим голосом ответил он. В душе стыла ненависть - не пламенная, ледяная, горькая, как полынь, и острая, как клинок. - Он погибнет. А сыновей мы вернем.
Им еще можно помочь. Еще можно.
На последние слова брата он лишь кивнул. Хорошо, что Феанаро это понял. Хоть бы это понимание осталось с ним и тогда, когда минута слабости пройдет.
- Идем, тебе нужно подняться на корабль и позволить целителям осмотреть тебя. Пусть твои сыновья придут туда, - было совершенно очевидно, что нести себя Феанаро просто не позволит, так что Нолофинвэ крепко обхватил его, стараясь не задеть рану и давая возможность повиснуть на нем и одновременно делать вид, что он еще держится на ногах.
Он медленно пошел к флагману, удивляясь тому, что голова удивительно пуста. Как будто все горькие мысли временно отступили, давая возможность сосредоточиться и приготовиться к тому, чтобы осмыслить случившееся с Финдекано. Финдекано... Сын был жив, это Нолофинвэ чувствовал, орэ не могло ошибаться. Жив... как надолго? И чем, как можно помочь ему?
Феанаро прав. Только силой они смогут сломить Моринготто, и только если будут заодно. Хватило бы Феанаро теперь разума на то, чтобы не творить больше безумств.
Нолофинвэ помог ему подняться по сходням и дойти до каюты, по дороге вызвав целителей и отдав приказ сообщить принцам о том, где отец их ждет.

"Не ответил… Не понял? Или не захотел?"  - билась птицей в голове мысль
Карнистир наткнулся на взгляд отца - яростный и одновременно полный затаённой боли - и прозрел. Отцу было худо. Худо, как никогда. Не до разговоров. Не до обсуждений. Лишь бы выжить. Нет, не выжить. Сохранить лицо. Феанор и его кровь. В них всех текла кровь гордецов. 
Услышав обращенный к нему вопрос, Карнистир сжал зубы и кинул быстрый взгляд на дядю. Пусть теперь отстреливается -  как автор идеи. Может быть, идеи и разумной, но… Что случилось бы с отцом, не отправь он осанвэ, приедь на пустой берег? Морьо отказывался думать о последствиях.
Что же, Нолофинвэ изложил ситуацию правильно. Куда как правильнее… Однако кошки на душе скребли.  И заскребли еще сильнее, когда Феанор в приказном тоне велел Морифинвэ отправляться на поиски своих братьев.
Сначала хотелось крикнуть: «Не маленькие, сами доберутся!» Но затем пришло понимание: отсылает от себя, чтобы сын не видел его слабость. Отсылает,  оставляя подле себя Нолофинвэ!
На миг сердце кольнула обида - почему дядя, почему не он, любимый сын? Но тут же прошла, сменившись  мыслью другой - что угодно, лишь бы отец жил! Еще одной потери ему не пережить…
Он молча наклонил голову, радуясь тому, что на лице его и  не проскользнуло и тени эмоций - и поспешил на поиски  раздолбаев-братцев. Поспешил, на мгновение одарив злой и многообещающей улыбкой Карниндиля. Сейчас не время и не место разбираться с Веным, который  позволил ранить своего короля. но вот когда они останутся одни - Морьо всё ему выскажет!
Поспешил, стараясь незаметно для отца наблюдать, что происходит с ним. Сняли с лошади. Повели на корабль. Ясно.
Сердце отбивало в такт шагам. «Проклятый Моринготто! Проклятый Моринготто!»
С Курво и Турко он столкнулся у кромки леса. Опять  охотились, раздолбаи… (и тут у Морьо засосало под ложечкой, потому что  за время, прошедшее с момента высадки, он поел лишь раз, в седле, да и то торопясь: ни времени, ни желания не было. Как не  было и сейчас… Однако организм требовал своё. Но не сейчас. Позже).
Питьо извлекли за ухо от постели больного Тэльво. Героический покусанный лежал на берегу, в наскоро натянутом шатре единственном из оставшихся: лекари запретили пока относить больного на корабль. Разве что перед самым отплытием.
Кано спешил к ним на лодке - от самого дальнего корабля. Так и встретились - у сходней флагмана. Морьо, до этого времени угрюмо отмалчивающийся в ответ на все вопросы, которыми его закидывали встревоженные братья, коротко рассказал всем, что случилось… Точнее, что он знал.
Молнией обожгла душу мысль - он ведь так и не узнал, что стало с Финьо!..
Реакция братьев была предсказуема. Что ж. Они-истинные сыновья своего отца!
Мрачные и молчаливые, они поднялись по сходням флагмана и подошли - едва ли не плечом к плечу - к каюте нолдорана. Дверь была закрыта. Но оно и к лучшему. Если отец захочет их видеть - они войдут. Нет - пусть хотя бы дверь послужит эфемерной преградой, защитой нолдорану от сочувствия его сыновей.
Морифинвэ сжал зубы. Его лицо окаменело. Никакой жалости. Только решительность.
Он постучал - требовательно и настойчиво:
-Отец! Мы пришли! -крикнул он, не дождавшись ответа.

За дверью послышался шум, приглушенные голоса, но вместо желаемого «Войдите!» на пороге возник дядюшка Ноло. И тон-то у него был вроде не приказной… А только сказал - как пощёчину отвесил.
Карнистир взглянул на ситуацию со стороны - и увидел пять мелких щенков,  сидящих перед громадным псом и помахивающих хвостиком в ожидании, когда же вожак передаст им подачку, полученную от хозяина. А Морьо не хотел быть щенком - он метил на роль если не вожака стаи - вон, Кано пусть метит - так его верного советника. А кому ещё, как не ему? Турко? Так у того на уме ничего, кроме охоты нет. Снабжение - оно-то неплохо. Только и об отце иногда думать надо. Вот и остаётся он, Морьо.
Нет, щенком он быть не желал...
Случись такое дня три назад, Морьо бы не посмотрел, что перед ним родич, да еще и старше. Сын Индис - и этим было все сказано. Рявкнул бы злобно: «Раскомандовался тут!», отодвинул бы плечом и вошел, не обращая внимания ни на укор, ни на ругань дорогого родственничка. А если бы руки посмел распускать - так феанорингов большинство. От души намяли бы бока, невзирая на родственные чувства.
Но теперь между ними стоял тот разговор в лесу - и Морьо лишь склонил голову, признавая право старшего. Склонил не так низко, как перед отцом - но для гордого феаноринга и это был подвиг.
-Я сниму посты, Кано,-коротко сказал он,  упреждая ответ старшего. В конце концов, он посты ставил - ему и снимать.
Морифинвэ покосился на запертую дверь каюты. Неизвестно, в каком состоянии находился сейчас отец - но уж слышал-то он отменно. Поэтому Морьо решил не рисковать - и не травмировать Феанаро лишний раз.
"Как он?-спросил феаноринг, глядя в глаза дяде.-И как… Что случилось с Финьо?»
Он все-таки задал этот вопрос: как в омут с головой бросился. Не смог не задать, мучаясь неизвестностью.

Кано нахмурился в ответ на слова дяди, и, еще больше,  на то, что и как ответил ему Морьо. Что между ними произошло такого, что они стали  друзьями?
Эльф не считал, что это плохо. Наоборот, мир между ними был необходимым условием выживания. Вот только не стало бы это причиной других ссор и вопросов. Странно было, что именно дядя сейчас был там, с Феанаро. Что-то между ними изменилось. Между всеми ними.
"Морьо, надеюсь, ты объяснишь, почему воспылал такими дружескими чувствами по отношению к Нолофинвэ"
Это было сказано без вызова, но Кано хотел знать, в чем причина такой резкой перемены. Слишком уж резкой. Мрачный никогда бы не позволил  никому  командовать собой, кроме отца, разве что. А сейчас толи испуган был до такой степени, что ему уже все равно было... толи что? Другого предположения никак не возникало, хоть Морьо и не был похож на испуганного до смерти.
- Не все. Мы ждали возвращения отца. Но теперь, полагаю, ждать уже некого?
Он взглянул на Нолофинвэ, ожидая подтверждения. Ни брата, ни  кузена. Менестрель знал, что ни один из них не вернулся.
На слова брата  о постах кивнул. Их оставалось немного,  но нужно было поскорее с этим закончить.
- И возвращайся скорее. Мы подождем здесь.

Питьо не помнил. как его сморил сон. Зато выражения лица Карнистира, довольно бесцеремонно разбудившего младшенького, он. наверное, еще долго не забудет. В другой ситуации Абарто непременно сказал бы что он думает по поводу врывающихся в помещение ненормальных нэро - хорошо, хоть у Мрачного хватило ума не орать и не тревожить раненого - но у брата был такой взгляд что Питьо предпочел сначала поинтересоваться. что еще стряслось. Ответ снял все прочие вопросы и вскоре нолдо стоял рядом с братьями у дверей отцовской каюты.
Было одновременно и радостно, и тревожно. Отчего их не пускают внутрь?  Но отец вернулся живым, и  это было самым главным. Вопроса о Майтимо задавать смысла не было. Спрашивать о Финдекано было страшно.
На вышедшего Нолофинве устремились вопрошающие взгляды, а потом кое кто стал удивленно поглядывать на Морьо. Мрачный и в самом деле вел себя необычно, и Питьо тоже удивился бы, если бы не знал о причине этих перемен. что ж, моет оно и к лучшему. Может, хоть так они смогут объединиться. Но как дорого приходится платить за это...
- Отчаливать? Но как же!.. - вырвалось у Амбарто, И тут же он умолк.
Значит, они отплывают. Значит, Майтимо останется в лапах Моринготто. И только ли Майтимо?  Отчего так спокойно лицо Нолофинве, при том, что во взгляде нет-нет, да плеснет волна боли?
Питьо сжал кулаки, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами. Он ничего не мог сейчас сделать. Совсем ничего. И это бессилие было хуже всего. Он понимал отца. Что угодно лучше этого. Пусть опрометью, очертя голову, но хоть что-то делать! Но они не могли себе этого позволить. Слишком много и многие зависели от них сейчас...

Ответ дяди снял с души Морьо огромный камень. Тяжёлые раны… Подумаешь! Нолдор сильны духом и телом. Отец выживет!
И Морьо позволил себе легкую  полуулыбку. Первую с того момента, как узнал о пленении Нельо.
Но следующие слова Нолофинвэ, сказанные лишь для них двоих, навек сорвали улыбку и иссушенных губ.
«Финьо в плену!»
Он почувствовал, как мир раскололся вокруг него на множество осколков. Финьо. Еще один. Не родной брат - двоюродный.  Но такой же роднй по крови и по духу.
Кровь ударила в голову, запульсировала в висках. Перед глазами пошли красные круги. Морьо едва удержался от того, чтобы не кинутся куда-то… На берег. С мечом в руке. Проклятый Морингото! Проклятый Моринготто! Ты ответишь каждой каплей крови за каждого убитого и плененного тобой!
Морьо не сдержался и застонал сквозь зубы, со всей силы ударив кулаком по одной из стен. Но затем опомнился… Если бы дядя хотел, чтобы история с Финьо стала предметом всеобщего рассуждения, он сказал бы об этом вслух. Теперь же он молчал - и Морьо следовало молчать также.
Он лишь подошёл к дяде близко-близко - и крепко сжал его руку, ободряя, как там, в лесу,Ноло ободрял его. Теперь между ними оказалось общего много больше, чем они хотели бы…
Новость оглушила, как пыльный мешок из-за угла. Оттого Морьо ответил вяло на осанвэ удивленного Кано («Нас связала надежда. Я позже расскажу тебе поподробнее, брат»),  взбешённого Турко («Успокойся. Мы все в растерянности. Соберись. Нам нужно сейчас быть едиными, а не цапаться друг с другом»)
Рядом раздался недоуменный вкрик Питьо. Морьо тяжело повернул голову.  «Не ты ли доказывал мне недавно, братик, что прежде всего - долг перед народом? Вот мы и платим сейчас этот долг, будь он проклят!»
Отец никогда не пойдет на переговоры с Моринготто. Моринготто - матер лжи и не сдержит своих обещаний. Никогда. Даже если они соберут войско - братьев живыми они не увидят. одно неосторожное жвижение или слово осаждающий…
Морьо закрыл глаза, гоня страшные мысли. но они возвращались вновь и вновь. Вновь и вновь…
Карнистир обвел тяжелым взглядом лица братьев. Понимают ли они то, что только что понял он? Возможно. Кровь - она едина. Её нельзя не брать брать в расчет.
Тут из-за двери послышался голос отца - и Морьо сглотнул. Ему захотелось рвануться туда, в каюту, отталкивая братьев - но он сдержался. По старшинству. Как подобает детям нолдорана.
Каменное лицо, покорно склонённая голова - чтобы в затуманенных глазах не промелькнула скорбь от того, как больно ему видеть отца таким… И радость (жив. Все-таки жив. И не в плену…)
Вопрос про Тельво Морьо пропустил мимо ушей. Пуст Питьо расскажет. В конце концов, последние двадцать часов только он и был с ним (и Морьо почувствовал вдруг жесточайшее раскаяние: не навестил Мелкого… как же так?)
-Я займусь постами,отец. И организую посадку. Обещаю: мы никого не забудем на берегу.
«Только  Нельо и Финьо - в Ангбанде. Только Турукано и Финдарато - в Дориате…»

Отредактировано Морифинвэ (2014-10-28 20:36:13)

Питьо проводил взглядом уходящего Ноло. Спросить о Финдекано так и не рискнул. Сам не знал, почему. То ли побоялся услышать ответ, то ли почувствовал настроение дяди. На душе было прескверно.
Наткнувшись на взгляд Моро, он кивнул одними ресницами - мол, все в порядке - и постарался взять себя в руки. Нужно успокоиться. Нужно иметь холодную голову, что бы не наломать дров... но как же это тяжело.
Входя в каюту, нолдо постарался запрятать поглубже растерянность и боль. В конце концов, главное, что отец вернулся живым. Правда, выглядел нолдаран неважно. Но это точно было не лучшей темой для обсуждений.
- Тельво спит, atto, - отозвался Амбарто. - Он... лекари говорят - он поправится.
Поскорей бы... Вспоминая рану брата, он до сих пор опасался, не останется ли младший калекой.
Молча выслушал речь отца. А что он мог сказать? Все это время он провел с братом и ничем из перечисленного не занимался. И новостей  никаких не знал. Слушая же, внимательно оглядывал Феанаро. Отцу явно было нехорошо. Нужно будет потом изловить лекарей и допросить подробно. Сам он наверняка ничего не скажет.