- Иду вперёд
Тирлим-бом-бом,
И снег идёт
Тирлим-бом-бом,
Хоть нам совсем -
Совсем не по дороге!
Но только вот
Тирлим-бом-бом
Скажите, от -
Тирлим-бом-бом,
Скажите, от -
Чего так зябнут ноги?*

Весёлая, бойкая песенка разлеталась по просторному шатру, сотрясая полог, ушные перепонки несчастного Тёмного и границы Здравого Смысла, в тон ей, звенела бойкая лютня авторской модели о трёх струнах, а уж голос… Голос просто пел и переливался оптимизмом, радостью и любви ко всему сущему! Допев последний куплет уже пятнадцатой, наверное, за последние два часа эльфийской песенки, Глорфиндел отвесил благодатной публике в лице Больдога низкий поклон. А поскольку восседал нолдо на невысоком деревянном табурете, его шикарные золотые волосы едва не прошлись веником по земляному полу. Едва, но не прошлись – всё же, опыт ношения длинной причёски на Враг-знает-каком веку жизни уже давал свои плоды. Почему Больдог, злой приспешник вусмерть Злого и Чёрного Моргота был благодатной публикой? Да всё просто! Руки майа были туго перетянуты волшебной эльфийской верёвкой неснимашкой, зачарованной развязаться только под натиском исключительной вежливости, добра и обожания со стороны связанного. Ирония заключалась в том, что какой-нибудь эльфёнок от этой штуки избавился бы за пять секунд, и а вот сильномогучий, до дрожи в коленках, умайа почти не имел шансов спастись. А дабы Больдог не вздумал нарушать полёт стройных рифмованных строк, его рот был заткнут туго перевязанной широким алым платком связкой добротной Аманской морковки.
- Люблю эту песенку! – добродушно сообщил эльф, слепя Тёмного белозубой улыбкой. – Споёшь – и сразу тепло на душе! Чувствуешь? Нет? Экий ты требовательный… ммм… может, что-нибудь посерьёзнее? Например…
И он вновь ударил по струнам:
- Манит неизвестностью яркий свет
Тени облаков и далёких планет,
Всё как-будто стало ближе
И всё в нашей власти.
И сбудется однажды твоя мечта
Как бы далека не казалась она,
Надо только сделать к ней первый шаг.
Доказать себе что нет
В этом мире невозможного
Для тебя...**
Покатав последнюю фразу на языке, Лаурэфин поморщился и заметил:
- Никогда не понимал, чего находят в этой песне наши собратья с белого берега… Давай что-нибудь попроще! Иии… Ла-ла-лалалалала! Лал-ла-ла-лааааа-лалалала! Лалалала-лалалала! Ла, ла, ла-ла-лалалалалааааа…*** - и в том же духе ещё примерно две минуты.
Закончив, слегка запыхавшийся ваниарский принц дружелюбно улыбнулся пленнику и заявил:
- Ну вот! Полагаю, теперь ты готов к разумной критике. Обещаю, если ты не будешь кричать, произносить всякие страшные слова или пытаться меня заколдовать, я угощу тебя вкусным малиновым кексом!
С этими словами, он поднялся с табуретки, отложил в сторону недо-лютню и принялся осторожно стягивать с лица Больдога повязку. Как так получилось, что пленник вместо того, чтобы предстать перед оком Феанаро, прохлаждался в палатке одного конкретно взятого нолдо? Нуу… Если коротко, то Лаурэфин его зажал. Благо, разведотряд Больдога он разбил в компании своих приверженцев (да, нашлись ушибленные на всю голову эльфы, готовые признать своим сюзереном не сурового Финголфина или душку-Финрода, а этого взбалмошного непоседу), так что до поры остальная часть лагеря оставалась не в курсе произошедшего. Допрос как цель Глорфиндел перед собой не ставил, вместо этого, он на протяжении двух последних часов изливал на Больдога потоки дружелюбия, веселья и Добра, рискуя утопить в них Тёмного ко всем балрогам… и при этом, не задал ни единого вопроса. Какова же цель всех этих действий, спросите вы? Всё очень просто: сей преисполненный оптимизма эльф собирался перевоспитать Тёмного и вернуть того на Светлую Сторону. Разумеется, мнения пленника при этом никто спросить не удосужился.

Офф: Винни Пух, Дима Билан, Народное.

Что до Глорфиндела, то он напрочь игнорировал кирпичное выражение испытуемого. Откровенно говоря, прокачанная самодостаточность позволяла эльфу петь и веселиться в гордом одиночестве, так что, умайа тут был просто для галочки, а лулзы и позитив Лаурэфин ловил в автономном режиме. Орк, меж тем, продолжал нести какую-ту Удунскую белиберду. Нет, комплимент своему голосу Лаурэфин воспринял и даже одобряюще улыбнулся, ожидая плодотворного развития беседы… А дальше – у орка сбились настройки. Эльфу только и удалось понять, что «бабами» в диалекте орков называются то ли песни, то ли слёзы восторга, но вот всё остальное из слов Больдога проскочило сквозь незамутнённое, как стекло, сознание Лаурэфина, не оставив там ни следа, ни осадка. Чего нельзя было сказать о морковке.
- Ой! – воскликнул эльф, когда снаряд Больдога угодил ему в глаз и отшатнулся назад, потирая ушибленное место.
Он было подумал, что в Ангбанде так выражают признательность или восхищение… Но вскочивший со своего место, вместе с примотанным к спине стулом, умайа, наглядно показал всю глубину его заблуждений. К счастью, песенки – песенками, а воинские рефлексы никто не отменял: стоило Больдогу сократить дистанцию, как Лаурэфин отскочил назад, налетел одной ногой на ту самую несчастную табуретку, зашатался, балансируя на грани… И с молодецким «Эээх!» вдарил по черепушке орка подхваченной с земли недо-лютней. С протяжным «быммм!» инструмент разлетелся вдребезги. Не успел орк опомниться, как Лаурэфин со звонким боевым кличем напрыгнул на него сверху, повалил на брюхо и взял ногу в борцовский захват.
- Между прочим, это было больно! – заметил он с укором. – Скажи, у вас в Ангбанде часто выражают восхищение метанием в певца фруктов и овощей? И незачем так вопить, хочешь гимн – будет тебе гимн, только на место вернись, пожалуйста!

Отредактировано Глорфиндел (2014-10-19 22:24:00)

- Бедолаги… - посочувствовал Ангбадцам Лаурэфин. – Стенать под гнётом варварства! Кошмар.
Однозначно, мнение эльфа об Ангбандцах, и без того нелестное, в эти секунды предпринимало отчаянную попытку закопаться в самое днище. Что не помешало рыцарю уверено держать умайа, благо, печальная и поучительная практика рукопашных единоборств с Тулкасом не прошла для него бесследно.
- Не могу я тебя пустить! Это будет вредно для твоей бессмертной души! – сообщил орку Глорфиндел, продолжая выкручивать тому ногу. – Будет тебе Гимн, будет, вот только признай поражения, согласись не сопротивляться неизбежному вторжению благих и радостных мыслей в омут твоего сознания – и я тебя сразу отпущу! А иначе – ты опять полезешь кусаться, знаю я вас тёмных!
Сия тирада была выдана со скоростью среднего автомата, благо, язык у Лаурэфина был подвешен на славу.

Глорфиндел с некоторым сомнением посмотрел на физиономию орка. Нет, он конечно был возвышенным и уточнённым творением Земли Света, Бесконечной Жизни и Бесплатных Футболок, но дураком не являлся. А потому, прежде чем отпустить Болдога и вскочить на ноги, он серьёзно посмотрел на умайа и заявил:
- Имей в виду, если ты опять что-нибудь попробуешь, мне придётся перерезать тебе сухожилия на ногах, привязать к стулу и петь для тебя ещё четыре часа или даже больше!
Оказавшись на ногах, эльф с печалью посмотрел на остатки своей лютни и вздохнул. Впрочем, уже через миг в его чистейших синих очах заплясали искорки новой идеи.
- Значит, ты хочешь Гимн Морготу, да? – произнёс он, пинком ноги выдвигая из-под походного стола трофейный щит орка. – Хорошо! Будет тебе гимн. Но после этого – ты добровольно съешь овощной салат и споёшь со мной Хвалу Гилтониэль!
Подозрительно поглядывая на орка, он извлёк из ножен волшебный меч, чья белизна и лёгкость была сродни цвету высочайших облаков. Подцепив кончиком Облачного Клинка многострадальный табурет, Лаурэфин вновь уселся на него, водрузил щит себе на колени и принялся выстукивать по нему мечом. Поначалу, звуки выходили далеко не мелодичными, словно оба, и аманский меч, и ангбандский щит, сопротивлялись подобному изуверству над своей сутью, но уже через минуту оба смирились с неизбежным, а движения Глорфиндела – вошли в ритм.
- Неприступны ворота и рвы глубоки,
Непролазны болота и полны рудники,
Высоки наши стены, бездонны подвалы -
Слава Мелькору! Слава Темному Вала!*

Первый куплет национального Ангбандского песнопения Лаурэфин пропел с максимально серьёзным и мрачным лицом, и щит Болдога гремел не хуже главных Ангбандских ворот. Но петь дальше подобную тягомоть – это было через чур для хрупкой душевной организации Глорфиндела, так что дальше началась сплошная импровизация:
- А я Светильники не бил!
А я в Альмарэне пил!
Но вино не шло мне в прок,
Всем нам впредь большой урок!
Мы плясали, мы кричали,
Наши ноженьки устали,
Мы решили посидеть…
Иллуин сломался… еть!
Ассиметрия пришла,
Слёзы, склоки, вот беда!
Я от брани той устал,
Походя сломал Ормал!

Выдохнув, нолдо с гордостью воззрился на Болдога. Определённо, он был в полном восторге от сочинённого на ходу шедевра, и всерьёз подумывал о том, чтобы поправить и первый куплет Гимна, но… что спето, то спето.

Скади – Лэ о Лэйтиан.

Отредактировано Глорфиндел (2014-10-20 00:30:51)

Радость и умиление переполняли сердце Лаурэфина, когда он взирал на орка, накрепко привязанного к стулу и внимающего эльфийской музыке. Стремление причинять добро, заложенное самим Илуватаром в сердце каждого эльда, в случае Глорфиндела находилось примерно в паре делений от критической массы, необходимой для термоядерного взрыва. Ныне он был преисполнен надежд по совращению заблудшего духа обратно на Светлую Сторону, и имел к тому все необходимые средства: вагон очарования, тонны оптимизма, горы эльфийских песенок и один овощной салат. Да-да. Никакое разизвращение не может обойтись без здорового овощного салата! Меж тем, как внезапно заметил эльф, его подопытный был далёк от ожидаемого состояния восхищения и душевного подъёма, граничащего с нирваной. Иной на его месте опечалился, но для Глорфиндела это был вызов! И он возлагал огромные надежды на салат.
«Кажется, он не хочет петь со мной песню про Элберет. Ничего, слух у тебя атрофировался, но желудок же должен был сохранится?» - с надеждой подумал эльф, после чего заявил:
- Вижу, ты решительно настроен против совместного пения – при этом выражение у него было таким, будето Болдог вот только что, на его глазах, изуверски задушил его несуществующую бабушку. – Тогда, мы отложим это на потом, а сейчас, позволь мне продемонстрировать все преимущества эльфийской кухни!
С этими словами, он вернул меч ножнам, щит отбросил в сторону и танцующим вихрем оказался подле стола, на коем стояла украшенная котятками деревянная салатница. Сняв крышку, Лаурэфин с наслаждением вдохнул аромат… Свежие огурчики (валинорские овощи не перестают быть свежими даже спустя месяцы похода по диким землям), три порезанные на ровные дольки аппетитных красных помидора, немного зелёного лука, чуток укропа, покрошенное яблоко, мелко нарезанная груша… мммм! Они так и манили к себе его тонкую душевную организацию, обещали море наслаждения и массу полезных витаминчиков. Сглотнув слюнку, Глорфиндел бережно поднял салатницу и с сомнением взглянул на орка… нельзя сказать, что у того был сильно измождённый вид, но вряд ли умайа довелось хорошо питаться во время рейда, так что…
Лаурэфин ловко плюхнулся обратно на табуретку и принялся с непередаваемым выражением на лице уплетать заморское лакомство. Кто сказал, что эльфы пренебрегают пытками? Они не пренебрегают, просто те, на ком эльфы пробовали свои методы дознания, редко могли кому-нибудь об этом рассказать.
- Какая вкуснотища! – искренне воскликнул Глорфиндел, баюкая на ложке дольку помидорки, присыпанную лучком. – Это просто изумительно, за ведро такого салата я бы сразился с самим Болдогом! Кстати, а правда, что он великан шести метров ростом и горит, аки кузнечная домна?

Услышав комментарий Болдога, Глорфиндел на миг замер, поднеся ложку к губам, а потом пристально посмотрел на орка. Казалось, ещё секунда, и он скажет нечто в духе «ты неисправим». Но оптимизм сего ваниарского принца невозможно было перебить едкой репликой… ему даже удар орочьего топора, лежащего вместе с доспехами в ближайшей складской палатке, был не так уж и страшен. К тому же, сказать это – было всё равно, что признать поражение.
- Это не… хм… жрут. Точнее, мы это не жрём. Мы это едим – тоном проповедника сообщил Лаурэфин, от чьего сознания вновь безнадёжно ускользнул смысл очередного ангбандского жаргонизма. – И это очень вкусно, а главное – полезно и питательно. Мне дедушка Ингвэ всегда говорил, что если я буду есть овощной салат, то выросту большим и могучим воином и… видишь? Дедушка очень умён, я от него унаследовал дар предвиденья!
А пока уста эльфа изливали сей словесный поток, процесс поглощения салатика шёл своим ходом. Неизвестно, как Глорфинделу удавалось совмещать одно с другим, видимо, так сказалась удивительная эльфийская физиология. Услышав подтверждение своих домыслов, Лаурэфин сделал большие и страшные глаза, даже перестал уминать салатик, и зловещим (как ему казалось) шёпотом, сообщил:
- А ещё говорят, что он каждую ночь обращается летучей мышью и… пьёт кровь! И не только у животных! Дурная слава о Болдоге расходится по всему Эндорэ, его знают даже в Дориате! И как тебе не страшно работать под началом такого типа?! Правда, я слышал, что Болдог – женщина… но у вас, умайар, всё как-то странно и необычно. Но что же это я, ведь ты наверно голоден!
С этими словами, он подскочил к орку и навис над ним, зачерпнул полную ложку салата и медленно, позволяя орку разглядеть каждый кусочек огурца, поднёс к лицу Болдога.
- А ну, будь хорошим орком, скажи «аааа!» - потребовал от него эльф.

- Ого! Так значит, я мог вообще не есть и вырос точно таким же? – удивился Лаурэфин, старательно засовывая ложку поглубже в глотку орка. – Ух ты, надо будет другим рассказать, пусть попробуют… Да не дёргайся ты! Просто попробуй, это вку-усно!
Достигнув успеха, он отошёл на шаг и принялся с видом художника, закончившего писать очередной шедевр. И тут началось. Поначалу, Глорфиндел растерялся. Потом – смутился. Наконец, он всерьёз испугался за судьбу умайа и воззрился на ложку так, будто она вдруг обратилась в змею и вот-вот его укусит. Наконец, он сообразил, что пленник изволил выразить пожелание.
- Сейчас, ты только потерпи! Ты не можешь умереть, мы ещё не спели про Элберет! – воскликнул он и пулей вылетел из палатки.
У Болдога было не больше минуты на то, чтобы освободиться или помереть с концами… и не факт, что второй вариант был так уж плох, по крайней мере, он избавил бы орка от дальнейшего общения с золотоволосым эльфом.

Глорфиндел полагал, что поиски нужного количества воды отнимут у него солидное время, но к счастью, ему под ногу вовремя попалась здоровенная бадья, наполненная до краёв ароматной белой пеной. Не задаваясь лишними вопросами на тему частной собственности, золотоволосый богатырь подхватил средство спасения усыхающих умайар и со скоростью вышедшего на таранный разбег трицеротопса бросился обратно к палатке. Влетев туда подобно урагану, он радостно воскликнул:
- Есть, есть вода! Сейчас я тебя спасу!
И подскочил к замершей на полу иллюзорной копии Болдога. Однако, заметив её неподвижность, нолдо слегка растерялся.
- А ты разве уже умер? Эй, так нечестно, я ваш гимн спел, а ты наш – нет!
И с этими словами, он вылил всё содержимое на фантом, отчего последний мгновенно испарился, а на земляном полу расплылась широченная, благоухающая блестящая лужа.

К несчастью для Болдога, лужа, заполнившая собой пол палатки, была не только очень мокрой, но ещё и прекрасно отражала всё вокруг. Всё, включая притаившегося под столом умайа. Удивление Лаурэфина, обнаружившего здоровенного бугая, прячущегося под лёгким деревянным столиком, сложно было передать словами, но воинские рефлексы (спасибо, Тулкас!) вновь не подвели: за секунду до прочтения чар нолдо ринулся прочь и… застрял в ледяной ловушке, правда – всего одной ногой. Впрочем, толку от этого было мало: ноги Глорфинделу нравились обе и в равной мере. Однако удивления, на которое рассчитывал умайа, не последовало: оказавшись в чрезвычайной ситуации, Лаурэфин быстро эволюционировал из милого солнечного зайчика в разъярённого Шер-Хана. Вместо того, чтобы поразиться такому повороту событий и воскликнуть нечто удивлённо-вопросительное, он в мгновение ока извлёк меч – и первый натиск орка едва не стоил ему головы. Более того, потерявший равновесие ваниарский принц вдруг воскликнул «Ай Элберет, ядрёна вошь!» и принялся отчаянно размахивать руками… со скоростью мельницы… мельницы с одной, чрезвычайно острой белоснежной лопастью, способной рассечь тролля на «раз-два». В общем, перед умайа всерьёз встала перспектива быть пошинкованным на много-много маленьких умайарчиков.

Это была очень старая Идея. В её мудрых раскосых глазах отпечатался бег бесчисленного множества веков. За время своего существования, она покорила немало миров: Земля, Матрица, Блич, фильмы с Джеки Чаном… Везде, где появлялась, она привносила чуточку невероятного и невозможного, вкупе с древней мудростью, заключавшейся в отбивании печени, почек и прочих частей тела оппонента с наибольшим возможным шиком. И сегодня она решила заглянуть в Арду.
Очередное локальное столкновение Добра со Злом проходило чётко в соответствии с планом: сумбурно и разрушительно. Пока орк, задетый вострым аманским клинком, смахивал со стола небогатую утварь (сколько драгоценного салата пропало зря!) Глорфиндел обратил своё внимание на ледяную корку, в коей он увяз по щиколотку. Впору бы призвать какое-нибудь могучее эльфийское колдунство, дабы вырваться на свободу и накостылять наглому пленнику, да вот беда – не был Лаурэфин могучим чародеем. Вся его волшебность уходила в неизбывный оптимизм, заразительную улыбку и подозрительно интимные отношения с ветрами, верёвками и прочими неодушевлёнными объектами. Но увы, песенка, которой он мог бы заставить вознесённый над головой орка стол ожить и накостылять тому по первое число, всё никак не складывалась… а стол уже летел ему в голову.
К несчастью для умайа, устроенная им заварушка привлекла внимание пролетавшей мимо Идеи. Задумчиво созерцая происходящее из небесных высот, она поцокала языком и, оценив потенциал ситуации, нагло вторглась в сознание Лаурэфина. В следующий миг…
- Киии-яяяя! – неожиданно выкрикнул эльф, и встретил стол сокрушительным ударом эльфийской пятки.
Стол, что характерно, развалился на двое. Пятка, к счастью, нет, но приятного всё равно было мало. Меж тем, проклятый орк продолжал бесчинствовать, круша всё вокруг. Увы, Лаурэфин слишком поздно понял, какая именно идея возникла в его прогнившей насквозь тёмной голове, и лишь когда Болдог устроил в палатке нешуточный пожар, эльф прервал попытки достать того клинком и задумчиво так воззрился на бушующее пламя. А уже в следующий миг, он отчаянно молотил мечом по ледяной корке, стараясь выбраться прежде, чем… враг сбежит, так и не спев про Элберет. Увы, лёд хоть и не мог устоять под ударами волшебного меча, умудрялся накрепко удерживать ногу Глорфиндела в своих тисках. Казалось бы, впору, запаниковать, вспомнить всю прошедшую жизнь и… кто знает, позвать на помощь?
Пожалуй, в иной ситуации он бы так и сделал, но сейчас, когда сознание нолдо было одержимо сторонней Идеей, он… Он вдруг увидел, что в определённой точке ледяная корка дала слабину, и если ударить туда чем-то… В следующий миг, его ладонь, сложенная изящной лодочкой, пробила ледяной покров, а нога эльда с громким треском вырвалась на свободу. Не до конца понимая, что он вообще творит, Глорфиндел выкинул меч (кому вообще нужно оружие в наше просвещённое время?) и одним гигантским прыжком вылетел из горящей палатки и вознёсся над убегающим орком.
- Удар пикирующего суслика! – громозвучно воскликнул эльф, зависнув в воздухе на пару секунд, а потом со свистом обрушился всё той же многострадальной пяткой на голову Болдога. – Киии-яяяя!
Идея была довольна.

Завидев факел, Идея недовольно поморщилась. Нет, ну куда это видано, с факелом – и против «Удара пикирующего суслика»? Недопустимо. Неприемлимо. Казалось, ещё чуть-чуть, и её победоносное шествие по миру эльфов и Тёмных Властелинов будет окончено, но... Не тут-то было! Опыт Идеи был воистину огромен, и среди множества «коронных ударов седьмого хомячка», она с радостным кличем нашла тот единственный, который мог спасти ситуацию.
- Рывок стального ч… - последнее слово потонуло в треске, с коим разлетелось навершие факела.
Следующие секунд сорок Глорфиндел метался по лагерю, как угорелый, в поисках кувшина воды, отчаянно пытаясь сбить с себя пламя. Лагерь, меж тем, начинал просыпаться, повсюду слышались тревожные голоса, звон оружия… Загасив, наконец, тлеющую тунику водой из цветочной вазы, Лаурэфин невесело огляделся. Однозначно, его пленнику не отделаться одной песней про Элберет… Мстя будет ужасна! На сушильной верёвке висёл чёрный шарф. Не до конца отдавая себе отчёта в своих действиях, золотоволосый обернул его вокруг нижней половины своего лица и, грозно взирая из-под получившейся маски, бросился вслед за удаляющимся огнём. Увы, умайа двигался шустро, и у него была большая фора. Кто поможет храброму рыцарю настичь бесчинствующее Зло? Кто сдержит его неумолимую поступь и позволит свершиться справедливой расплате?! Валар? Какой-нибудь могучий эльфийский витязь? Нет! В этот раз роль орудия отмщения суждено было принять валинорским бабочкам.
Позвякивая яркими крылышками, они вознеслись стремительным клином над огнями пожара, навелись на цель… и грянул бой, каких не бывало. Умайа против орды волшебных насекомых, Арда ещё никогда не видела подобного размаха! Гордо поигрывая усиками они нанесли свой стремительный удар, спикировав на голову Болдога, и принялись лезть тому в глаза, звенеть в ухо и наполнять нос животворной пыльцой с Валинорских ромашек. Вызов был брошен.

Ну что тут скажешь? Тёмный хорошо знал своё тёмное дело, вскоре, весь лагерь оказался на ушах. Впрочем, и бабочки сыграли свою вескую роль в разгоравшемся конфликте, порядком запутав злющего умайа и позволив Лаурэфину настичь своего врага. Увы, ликование нолдо было недолгим: не успел он наброситься на волчару с очередным «Киии-яяя!», как был сдут и, в компании бабочек, отлетел куда-то в сторону леса.
- Ну, погодиии! – донёсся до умайа удаляющийся крик.
По пути, он умудрился зацепить какой-то из чёрных позолоченных шатров Первого Дома, и оставшуюся до леса дорогу пролетел, опутанный стильным, пусть и немного великоватым, чёрным плащом. Впрочем, во время приземления этот плащ сыграл нолдо хорошую службу, зацепившись за ветви какой-то особо высотной сосенки, на которой Лаурэфин и повис, помалу приходя в себя после знакомства с непривычной средой обитания.

Глорфиндел, как уже было сказано, висел. Он занимался этим достаточно давно, чтобы порядком заскучать, но вот беда – дерево всё никак не могло с ним расстаться. Сколь не упрашивал его сладкоголосый ваниарский принц, величавая сосенка молчаливо игнорировала его трепыхания. Болдог застал его как раз в тот момент, когда Лаурэфин в очередной раз пытался выпутаться из чёрного мешка, в коем застрял. Услышав внизу чьи-то шаги, нолдо отчаянно обрадовался и закричал:
- Помогите! Я вишу!

Вместо ожидаемых вопросов и удивлённых восклицаний, последовало нечто невнятное… и в светлую голову ваниарского принца закралась мысль о том, что обнаруживший его – отнюдь не эльф. А кто? Следовало попробовать… Пока Болдог устраивал импровизированную яму с кольями, нолдо не оставлял попыток определить его видовую принадлежность:
- Пёсик! Хороший пёсик! Приведи сюда моих друзей, я угощу тебя косточкой!.. Киска, кис-кис, хочешь молочка?.. Ослик, хороший маленький ослик, ты наверняка заскучал по сладкой морковке! Лисичка-сестричка, выручай, спасай!.. Мишка, не ешь меня, я не вкусный! Лучше спаси меня, я тебя медком угощу… - и в том же духе вплоть до того момента, как он не ощутил, что соскальзывает.
Издав удивлённое «уй!», Глорфиндел рывком разорвал остатки чёрного шатра, увидел перед своим лицом ветку и… Не желая рухнуть с неизвестной высоты, крепко накрепко вцепился в неё зубами. Он конечно тут же попытался присовокупить к ним руки, но обледеневшее дерево отчаянно сопротивлялось захвату. Увидеть стоявшего вдалеке Болдога он не мог, но вот мелодию умайа теперь чувствовал хорошо, и сразу сообразил, кем именно являлся загадочный «пёсик». Несколько секунд Лаурэфин раздумывал над тем, что ему делать дальше.. Но если орк всерьёз рассчитывал на победу – его ждал неприятный сюрприз. Недолго думая, он снял с пояса узорчатый пояс, перекинул его через ветку, разжал заледеневшие зубы и принялся раскачиваться, отталкиваясь ногами от ствола. Миг – и нолдо перелетел на соседний дубок, в чьей кроне и устроился.
- Слушай, и чего ты пытаешься меня убить? – справедливо возмутился он. – И вообще, вернись в палатку, твоё бессмертное феа категорически нуждается в спасении!