Quenta Noldolante

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Quenta Noldolante » Архив эпизодов » Разведка тихой сапой, или Дортонионские ведьмочки


Разведка тихой сапой, или Дортонионские ведьмочки

Сообщений 31 страница 52 из 52

31

Пещерка завораживала арафинвиона. Он никогда не был большим любителем ярких красок или шумных мест, а здесь было тихо, удивительно тихо, и все цвета размыты, приглушены, словно на картине, написанной водяными красками. И эта прозрачная, хрустальная красота околдовывала. Артарэсто сделал шаг к озеру, любуясь зеркальной, идеально гладкой поверхостью, присел, коснувшись рукой бархатистого мха... Лица его коснулась ветка странного, причудливо то ли деревца, то ли куста - и это прикосновение показалось ему ласковым и нежным. Такими, должно быть, были руки той девушки, что сейчас спряталась где-то в зарослях или между темно-серебритыми валунами. Девушки, чья песня все звучала, только он уже не понимал то ли в воздухе, то ли в его сердце. А может быть, и там, и там...
Почувствовав на себе взгляд, нолдо обернулся - с надеждой и радостью. И увидел ее. Незнакомка смотрела на него сурово и грозно, а ее слова удивляли, хотя голос был по-прежнему прекрасен. Прекрасна была и она сама.
Артарэсто поднялся и склонил голову, приветствуя ее:
- Я пришел не со Злом... - он говорил тихо, но голос эхом рассыпался по пещерке, отражаясь от стен.- Я шел за тобой... и прости, если я нарушил твое уединение.
Наверное, девушка была напугана, уивидев тут незнакомого эльфа, и этим объясняется и суровый тон, и приказ уйти отсюда... эльф не хотел уходить, не хотел, чтобы она прогоняла его.
- Меня вела твоя песня, и она показалась мне удивительно красивой... кто ты? Если хочешь, я уйду, но ответь мне... чтобы я знал, кого буду помнить всю свою жизнь...
Последние слова были сказаны тихо, почти шепотом, со смущением и робкой надеждой.

0

32

«Неужели мама не говорила тебе, что игры с огнём до добра не доводят?» - внутренне улыбаясь (да-да, она чувствовала, как где-то в районе живота раскрывается улыбка, с умайар и не такое бывает!) подумала Батэль. «На Перворождённого ты не похож. А может, ты считаешь, что та пословица сказана про тебя, мой пламенный? Как приятно будет сжигать тебя, медленно, кусочек за кусочком…».
Меж тем, блудный нолдо всецело оправдывал её представления про эльдар с огненной душой, размахивал своей железкой, грозил ей гибелью… Замечательный образец, что тут скажешь! Она бы похлопала, но сцена обязывала плакать и молить о пощаде. И она плакала, и её чистые слёзы не просыхали, ибо до поры умайэ смерила свой внутренний жар. Юнец меж тем отшатнулся назад, закрыл лицо руками, будто они могли помочь ему стереть из памяти прекрасный образ рыжей девы в дымчатом платье!
- Убей, но не смей винить меня, потомок квенди! – с болью в голосе воскликнула Батэль, рванувшись на своей цепи. – В этой пещере я провела веков больше, чем ты живёшь на свете, в боли и одиночестве!
Вот оно! Драмы, интриги, расследования! Ну почему такие симпатичные эльфики не заглядывали к ней хотя бы через день? Разум шептал Батэль, что стоит растянуть удовольствие, но когда это она прислушивалась к бурчанию этого старого ворчуна? Она играла на грани, до предела ослабив поводок заклятия, почти позволив нолдо вырваться из пут. Какой интерес в покорности без борьбы? Нет уж, когда она начнёт отрезать от визитёра кусочек за кусочком, тот должен дёргаться, кричать и молить о спасении Валар! А иначе, какой в этом интерес?
- Я молила о спасении, я верила и ждала… но никто не пришёл. Знаешь ли ты, Сын Эру, каково быть одиноким огоньком в море мрака и безнадёжности? – говорила она, и голос её был исполнен печали. – Ты не знаешь, Ярый.
А он был хорош. Но глуп. Навалившись на неё, приставив меч, он и не подумал побеспокоиться о безопасности собственного брюха. Перед глазами рыжей бестии тут же промчался ворох мыслей о том, какие интересные вещи она могла бы сделать с так удачно подвернувшейся талией: проткнуть почку, поджарить печень прямо в теле, залить кишечник раскалённой сталью, а может… Да! Её руки мёртвой хваткой вцепились в его верхнюю одежду, притянули ближе, а сама Батэль принялась горячо шептать:
- И моли Творца, чтобы тебе не довелось занять моё место. Думаешь что ты лучше меня? Думаешь ты бы смог? Но у нас одна природа, Ярый. Ты бы не выдержал и десятой доли того, что довелось испытать мне, а ведь я даже не пытаюсь убить тебя, хоть ты и машешь своей железкой как… как…
Её зрачки расширились, на вид – чистый изумруд и сверкают словно звёзды. Умайэ содрогнулась всем телом, её руки судорожно зашарили по талии эльфа, а потом она прошептала, давя рвущиеся на волю рыдания:
- Не могу больше… наконец-то… покой…
И рванулась вперёд, единым махом насадившись головой на острие клинка. Меч был выкован в Амане, кузнец вложил в него своё стремление защитить свой народ в эпоху бед и печалей. Меч был прост, его мелодия была враждебна самой её природе. Но что такое один меч против умайэ Пламени и Металлов? Клинок вошёл в глазницу Батэль на добрый десяток сантиметров, во все стороны брызнула кровь, а умайэ продолжала тянуть к себе Амрода, словно надеялась разглядеть своей пустой глазницей нечто чрезвычайно интересное подле самой рукояти. Но вот беда, меч погружался всё дальше, а с той стороны ничего не выходило. И когда от доброго клинка осталась лишь рукоять да жалкий огрызок, рыжая единым махом отбросила от себя эльфа и взвыла лютым волколаком.
- Нет, нет, нет! – вскричала она, царапая ногтями прекрасный лик.
Но вреда ей от этого было не больше, чем от эльфийского клинка. Алые полосы на щёках исчезали быстро, а из-под окровавленных ресниц на Айканаро смотрел недобрый, изумрудный глаз, целый и невредимый.
«Ах, и почему в Ангбанде нет театра? Мне бы дали главную роль, чтобы там не думала о себе Инсэ!» - думала Батэль, поднимаясь на ноги, благо, длина цепи позволяла.
- Прости меня, я больше не могу… - шепнула она, приближаясь.
Сквозь её лицо сеточкой вен прорезалось пламя, но песня, её песня, вновь зазвучала в полную силу. И была эта песнь притягательна и опасна, какой только и бывает песнь Огненного Духа, а в протянутых к эльфу руках трепетал язычок огня и тёмное лезвие кинжала, извлечённого рыжей из платья. И коли не хватит Айканаро воли, он сам приползёт к ней и подставит шею под удар тёмного лезвия. Но Батэль искренне надеялась, что их встреча не кончится так просто, в её рыжих волосах всё отчётливее угадывалось пламя, застывшее до поры. Сейчас этот огонь пробуждался, и это не сулило ничего хорошего угодившему под расправу Айканаро.[AVA]http://i65.fastpic.ru/big/2014/1114/b2/59d66ef6b1137adce662f9b96a5911b2.jpg[/AVA]

Отредактировано Глорфиндел (2014-12-19 10:30:56)

0

33

Её встретил блеск лучистых глаз, сквозь прозрачные стёкла его души она видела незапятнанное сверкающее серым алмазом сердце и всё же пелена окутывала его взор. Она мутила ему разум на дне больших и чёрных как бездна зрачков, она признавалась майэ в любви молча, но оглушительно громко, она приковывала к ней эльфа незримой, а потому не разрубаемой и невероятно крепкой цепью. Фур могла бы гордиться своим простеньким заклятьем. Она не любила плести чар, опасаясь растратить силы, а потому брала от каждого столько, сколько было возможно, и пела их искусно и усердно, опасаясь малейшего брака. Можно сказать что безупречно. Конечно, эльда мог сопротивляться, у него была крепкая воля, но, к счастью, не было повода.
Артаресто склонил пред ней голову, заставив большие оранжевые глаза девушки заблестеть чуть-чуть ярче, но, к сожалению выражения её лица это не изменило. Она придумала уже для себя роль и почти вся была в ней как игрок, наблюдавший за своим персонажем, как актер, погружённый в действо.
- Кто я? Кого ты будешь помнить… - на миг на лице девушки мелькнула озадаченность, но после она сузила глазки и нахмурила свой мраморный лобик. – Не заговаривай мне зубы! – потребовала она после вихрем пролетела над зелёным настилом и уже через мгновение стояла в шаге от эльфа. – Стало быть, ты не принёс сюда Зла? Может быть, ты и твои друзья не желают нами ничего плохого? Это ты хочешь мне сказать, не так ли? – Тут она проделала разделявший их шаг, впилась в него взглядом, опалила дыханием его шею (губы, к её сожалению, не вышло, Ородрэт оказался выше на голову) застыла на секунду, а затем схлынула, и шелест стали сопровождал её движение. – Тогда что это? – меч нолдо впился в его же шею, не раня но угрожая как минимум раной. Острый кончик лезвия чуть-чуть подрагивал, руки ей были светлыми, хрупкими и нежными явно не предназначенными для оружия. Но много ли нужно чтобы убить стоящего передней безоружного. К тому же если клинок уже лежит на его горле.  – Отвечай мне! Говори правду! Зачем вы здесь!? Что вы задумали!?
[AVA]http://s1.radikale.ru/uploads/2014/11/7/2c966462516b8178ced3dff83b5d44a5-full.jpg[/AVA]

0

34

Артарэсто встретил взгляд незнакомки... и утонул в ее глазах. Они казались ему двумя яркими, теплыми фиалами, сияющими ярче звезд. Необычный цвет только усиливал очарование и загадочность. И странно и в то же время удивительно гармонично контрастировал с холодными цветами, царящим в пещерке. Глубокие, бездонные, они затягивали и манили, обещая счастье, блаженство, и это чувство было сродни полету. Такому, какой бывает в детстве - во сне, когда тело становится легким, невесомым, и ничего не стоит оторваться от земли.
Он не успел понять и заметить, как и когда Девушка оказалась рядом. Совсем рядом - между ними был какой-то шаг. Артарэсто мог дотрнуться до нее, коснуться ее руки, но не посмел.
- Мы и правда... - попытался он ответить на ее обвинения, но не успел. Потому что она преодолела разделяющий их шаг. Жаркое дыхание обожгло шею, заставило эльфа вздрогнуть от странного, неведомого ему раньше чувства. По всему его телу словно бы пробежал огонь - обжигая, но не болезенно, а, скорей, приятно. Наверное, приди ему сейчас в голову сравнение с мотыльком и костром, Артарэсто хотя бы поптался задуматься и скинуть паутину чар, но оно ему в голову не пришло. Он не видел опасности в этой удивительно девушке. Напротив, его тянуло к ней все сильней и сильней.
Холодная сталь уперлась ему в горло, и он широко распахнул глаза. Но не отшатнулся, даже не отступил, хотя лезвие меча - его собственного меча! - было острым и в любой момент могло если не убить, то нанести опасную рану.
- Я шел на музыку... на твою песню. - тихо сказал Артарэсто, - Мы не желали зла..

0

35

Музыка дивной златоволосой девы окутывала ту часть пещеры, где оказались Инсангарэ и Лаурэфин. Она извивалась, подобно змее, свивала кольца, тонкими щупальцами, сотканными из ложного света просказизывала в сознание и мешала мысли, точно ветер листья. И будила желание, столь сильное, столь непреодолимое и жаркое, что оно могло довести до безумия. Одержимость - вот, что даровала Инсэ своему избраннику. Ныне он видел смысл жизни в том, чтобы быть подле майэ, боготворить её, приносить ей дары, омывать её тело в тёплых водах, ласкать прекрасное фана и шептать её имя даже во сне. Наваждение высшего класса.
"Теперь ты мой, мальчик. И я буду пить тебя по капле, маленькими глотками, словно пробуя дивное вино. Твой свет напитает меня, и я обращу его в мрак. Твоё тепло меня согреет, покуда ты сам не окоченеешь, подобно трупу. Люби меня, милый мой нолдо, дари мне свою ласку, я так этого хочу. Хочу твою силу, твою надежду... твою жизнь."
Янтарные глаза блестели от предвкушения, но мужчина вполне мог принять их сияние за свет радости и счастья, ведь Инсэ очень умело играла. Ей не нужна была жаркая схватка, которую предпочитала Батэль, ей не нужен был спектакль, какой могла устроить Фур, лишь наслаждение, лишь искушение. Порочное, мрачное, запретное. Она покажет Глорфинделу, что женщина - не только прекрасный тайник, от которого можно добыть ключ и погрузиться в царство вечной неги и удовольствия. Женщина могла быть твоим личным сладким мучением, даже боль будет казаться приятной.
Майэ послушно закрыла глаза, позволив нолдо выскользнуть из её объятий. Звон рвущейся цепи, и вот несчастная пленница свободна. Его решимость, его сильная воля заставили её улыбаться ему ещё милей, звать громче. Иди ко мне, эльда, пригрей меня на своей груди, питай своим чистым искренним чувством, а я буду пить твою кровь по ночам, впиваясь острыми зубами и оставляя метки подобно тем, что оставляют после укуса змеи.
- Твои друзья? А они ничего не сделают с моими сёстрами? - девушка в испуге накрыла ладонью пухлые губки, - Я так хочу выбраться отсюда, я так давно не видела света звёзд. Выведи меня отсюда, Свет Надежды. Если ты этого не сделаешь, тьма поглотит меня, - Инсангарэ положила голову на могущее плечо, тихо сопя в шею воина. Сильные руки несли её через мрак пещеры, но обнимали столь бережно, словно она была из хрусталя. Маленькая ладошка легла на щёку мужчины, нежно погладив, - Мне ещё никто не признавался в любви, и всё моё феа отвечает тебе взаимностью. Поцелуй меня, Свет Амана, пусть наша любовь рассеет мрак Фоэна. Мы пронесём её, подобно светочу, освещая путь всем заблудившимся во тьме. До самой Второй Музыки. В моём сердце горит свет любви, и предназначен он лишь тебе, Свет Надежды. Ni meleth le!*


* - синд. "Я люблю тебя"
[AVA]http://savepic.ru/6415524.jpg[/AVA]

0

36

Какое светлое и чистое чувство пылало в его груди и пламень эта наполняла бесцветные глаза необычайно живым насыщенным блеском. Но ведь его пристрастие не было чистым, в нём жило желание, возможно ничуть не меньшее чем жажда, которая пробуждалась в тёмных. По крайней мере Фур так думала. Думала и дивилась как же эльфу удаться сдержать охвативший его жар, как удаться не выдать его, не схватить её, не начать целовать. А ведь жар был, она отчётливо ощутила как Артаресто дрогнул, стоило ей приблизиться. Быть может он ещё не осознал, чего хочет? Интересно… занимательно.
Приставленный к горлу клинок слегка отрезвил его, послужил ведром холодной воды посреди тёплого летнего дня. Однако ответ нолдо ничуть не унял её недовольства и пыла, хотя в глазах её порой проглядывал страх, который она храбро прятала в часто вздымающейся груди.
- Не верю! – клинок скользнул по его шее, прижался к нему лезвием казалось чудом не перерезав эльфу глотку, на деле же девушка предусмотрительно отвела клинок. Возможно, даже на чуть большее расстояние чем необходимо было для манёвра. Мгновение и их вновь разделяют считанные сантиметры. А тыквенного цвета очи сияют воинственным пламенем. –Ты пришёл сюда не один и не песнь вела тебя. Так что же? Я вижу при тебе меч и доспехи, а ещё ты привёл сюда ведьму. Отвечай, отвечай что вы забыли здесь!? Что привело тебя сюда?! Что ты ищешь здесь?! Ты хочешь смерти мне и моим сёстрам? Ты хочешь изгнать нас из дому?
Фур отступила, не отхлынула как волна плавна и мягко, а отпрыгнула точно чуткая лань, которой послышался в кустах треск сухой ветки. Закрутилась вокруг него, не опуская оружия, встревоженная, воинственная, на грани паники, готовая на любую глупость… не знающая что ей делать.
- Впрочем, что мне твои слова!? Почём мне знать, что ты не солжёшь!? - девушка застыла остановленная собственной догадкой, задумалась на мгновение, а затем пустила в ход оружие. Прекрасная эльфийская сталь блеснула тускло в мягких тонах пещеры, и разрубила пояс эльфа, не ранив, впрочем, его самого. Но было ли это сделано нарочно или Фур просто промахнулась, утверждать наверняка было сложно. Уж больно дева нервничала. – Докажи! Докажи что ты не лжёшь! Докажи что ты не пришёл сюда со Злом!... – майэ на миг запнулась, а затем выпоила: - сними доспехи!
[AVA]http://s1.radikale.ru/uploads/2014/11/7/2c966462516b8178ced3dff83b5d44a5-full.jpg[/AVA]

0

37

- Мы прищли не для того, чтобы причинить вам зло!
Артарэсто был растерян, но вовсе не из-за клинка, который опасно подрагивал возле его горла, грозя вот-вот нанести рану. Прчиной растерянности было скорее то, что незнакомка не верила его словам. А ведь он говорил правду... Да разве можно было лгать под этим огненным взглядом, от которого по всему телу пробегали всполохи огня?
- Она не ведьма.... она моя сестра, - вступился арафинвион за Артанис, не понимая, чем она вызвала такое недовольство. - Мы понятия не имели, что тут кто-то живет, что живет вообще... А я шел за твоей песней. Это правда.
Девушка уже не стояла на месте, кружила вокруг него с мечом в руках- тонкая, гибкая, сама похожая на клинок... И вместо того, чтобы попытаться защитить себя, вернуть себе оружие, эльф ловил каждое ее движение, любуясь грацией и изяществом незнакомки. Смотрел, как завороженный, не в силах заставить себя сбросить морок, вырваться из пут колдовства.
Девушка отскочила, отпрянула, разъявренная, встревоженная, но все равно удивительно прекрасная. Полыхнули оражевые глаза, сталь клинка тускло замерцала в неверном, зыбком свете фиалов и... Артарэто, не успев даже испугаться, увидел, как его пояс, разрубленный пополам, упал на пол.
- Я пришел не со Злом. - тихо повторил он. - Хорошо. Я сниму доспехи.
Следом за поясом на каменный пол со звоном упала кольчуга, за ней поседовали наплечники и наручи. Доспех был, разумеется, легкий, - в полном облачении лазить по горам просто безумие. Артарэсто теперь стоял перед незнакомкой безо всякой защиты, не страха почему-то не было.
- Теперь ты веришь, что я не лгу? И, может быть скажешь, кто ты?- он посмотрел прямо в ее глаза, и в его взгляде плясало то ли отражение ее огненного взгляда, то ли его собственный, скрытый обычно, огонь все-таки вырвался наружу.

0

38

- Нет, конечно нет! – горячо заверил умайэ Айрамахтар. – Но если они посмеют, я не позволю им и пальцем тронуть тебя и твоих сестёр, melime*.
Лаурэфин брёл по пещерам, залитым фальшивым светом, брёл наобум, тонул в океане ненастоящих чувств и желал захлебнуться. Блеск и сверкание Инсэ отражались в гранях его души светом искренней любви, его глаза сверкали смесью обожания и гнева, сердце стучало в груди втрое чаще обычного. Он обнимал её талию и бёдра, и касание мягкой розовой кожи жгло его нещаднее дыхания дракона, и манило как манит мотылька огонь свечи. И было ещё желание, заставлявшее жалеть о том, что на нём были надеты доспехи. Хитрое, изворотливое, оно проникало в самое его естество, дурманило лживыми видениями, манило счастьем и неземными наслаждениями. Но как ни странно, не находило себе отклика в душе нолдо.
Он просто отмахивался от томных видений, как человек отгоняет муху. Они были ему не интересны, его не манили округлости бёдер Инсе и мягкое колыхание её грудей. В его взгляде она могла прочесть восхищение тем образом света и чистоты, что она ему показала, но в нём же было практически полное безразличие красотой её фана. Глорфиндел любовался её миловидным лицом так, как человек любуется прекрасным цветком, он мог бы поцеловать её, мог бы взять её прямо там, на грубом каменном полу, коли она пожелала бы этого, но сам бы ни за что не подумал о чём-то подобном. Он был чист, и даже поддавшись по наивности тёмным чарам, не переставал быть собой. Но к несчастью для друзей Лаурэфина, ему и не надо было переставать быть собой, дабы защищать то, что он любит, с оружием в руках. А сейчас, он любил Инсэ.
- Не бойся, я позабочусь о тебе. Скоро ты вновь окунёшься в сияние звёздного неба, а потом…
Внезапно, он замер, и память о затмении Амана омрачила его лицо. В этом воспоминании была печаль, и боль, тоска по свету, что томила его сильнее чем что бы то ни было. Его боль была велика. Тихая, словно трель лесной птицы, она обрушилась на чары Инсангарэ подобно горному потоку. Соль тех слёз, коими увлажнились глаза нолдо в момент Гибели Древ, с шипением принялась проедать наведённый искусительницей морок, печаль, великая и светлая, омыла феа Лаурэфина чистыми потоками, заставляя наваждение размываться и тускнеть. Он споткнулся, удивлённо взглянул в её лицо и поспешно отвернулся, пошёл дальше, раздираемый надвое двумя великими силами души, утратившей покой: любовью к миражу и печалью об утраченном блаженстве.
- Но Древа мертвы, и их Свет угас навсегда – тусклым, словно мутное бутылочное стекло голосом промолвил Глорфиндел, продолжая путь. – И ничто уже не будет как прежде. Твой свет разбередил мои раны, о Lendebaine**. Скажи, можешь ли ты идти?
Он не знал, почему вдруг заговорил на языке Тингола, он почему-то не нашёл в квенья слов, которые смогли бы описать его чувства к Инсангарэ. И он не поцеловал её.


*Мелимэ – любимая, влекущая.
**Лендэбэйнэ – синд., ленд – сладкая, бэйнэ - прекрасная.

+1

39

Труднее всего в искусстве очаровывания - быть правдоподобным. Заставить жертву поверить в морок, жить им. Таких же тёмных, как она сама, Инсэ было труднее очаровать, но вот с доверчивыми эльфами было куда проще. Стоило лишь продемонстрировать им себя светлую и полную надежды, как такой вот мотылёк ушастый и летит к ней, словно на пламя. Нынешний пленник её иллюзии оказался самой доверчивостью: морок столь качественно оплёлс его, что эльда начал думать о любви. И майэ купалась в этом чувстве. Каждая нотка ласки и нежности в Мелодии Глорфиндела поглощалась ею, словно пища. И оттого тёмная лишь крепла. Крепла волей, туже стягивала путы морока.
- Я верю тебе, эльда. Твой свет - первый, который я увидела в этих пещерах. И он... такой тёплый, - хорошенький носик тыкнулся в крепкое мужское плечо и мирно засопел, словно бы майэ собиралась так и заснуть на руках нолдо.
Мелодия набирала обороты, сворачиваясь вокруг эльфа удавом. И сулила она неземное блаженство рядом с творящей его майэ. Её тело горело и передавало жгучее, жалящие тепло, пытаясь разжечь искру желания, вожделения в роа ушастого. Нет, Инсангарэ отнюдь не собирась с ним совокупляться - она хотела опорочить его, разбить доспех его чистоты и невинности. И через появившуюся брешь выпить его свет до дна. Нолдо сопротивлялся, душа его была полна надежды и совершенно девственна, а любовь была чисто духовной, но никак не перерастающей в плотское влечение. Это осложняло дело, но блондинка была уверена в себе и своих силах - отныне этот мужчина её и только её.
И тут Музыка эльфа обратилась к прошлому. Ноты выстроились в ряд и начали своё повествование. Инсэ нахмурилась бровки, слушая скорбь Лаурэфина о потерянным свете. И постепенно Музыка майэ слилась с этой Песней. Она тоже жалела об увядании Древ. Но по-другому. Блондиночка завидовала Унголианте - она бы сама выпила их свет, будь такая возможность. Теперь два Аманских светила мертвы. И единственное, чего могла бы жаждать феа майэ столь же сильно, - Сильмариллы. О, эти сияющие камни, хранящие тот самый свет. Увы, Моргот убьёт любого, кто посмеет хотя бы думать о них в его присутствии...
Постепенно сквозь Музыку нолдо смог бы различить тихие всхлипы. Девушка плакала почти беззвучно, лишь изредка позволяя стонам сорваться с губ.
- Да, я пойду сама... - отпустив шею Лаурэфина, майэ сама убрала его руки, приземляясь на каменный пол. Девушка подняла взгляд полных ещё невыплаканных слёз глаз и попыталась проникнуть Мелодией в самое сердце нолдо. И тут она словно напоролась на стену. Меж бровей залегла морщинка, Инсэ силилась, боролась, но впустую. Словно бы в запертую на замок дверь стучалась. А ключ? Отдан. И увидела она в Музыке эльфа любовь иную, прежде пропетую и хранимую в памяти, как великое сокровище. Породило это чувство в сердце тёмной ревность и зависть. Вспыхнули янтарные очи, и блондинка сорвалась с места, уносясь вглубь пещерного мрака. Лаурэфин мог не беспокоиться - куда бы он ни пошёл, он придёт именно к ней в руки. Через пару мгновений раздался холодный смех, полный жестокого веселья и предвкушения богатого пира. Инсангарэ изменила действие своей магии: теперь и приведённая эльфами женщина сможет войти. А войдя, больше никогда эльдиэ не увидит света и просторов Эндорэ, найдя свой конец в недрах Фоэна.

[AVA]http://savepic.ru/6415524.jpg[/AVA]

0

40

Их печальная песня устремилась к горным корням, и к далёкому небу, и небо ответило на общую и такую разную печаль эльфа и падшего духа дождём, омывая склоны Фоэна и окрестные рощи, смыл грязь и кровь, обласкал землю и пробудил к жизни звонкие ручьи. Сердце Айрамахтара плакало вместе с небесами, но лицо его сохранило твёрдость, а дух не утратил сил. Он уже давно осознал, что должен быть сильнее, или хотя бы казаться. Маленькая светлая ложь во спасение, на деле, не была таковой, ибо он и сам не ведал предела своих сил. Спасённое им прекрасное создание, меж тем, с большой охотой восприняло предложение пройтись собственными ножками, и в какой-то мере Глорфиндел даже постыдился своих слов. Но что-то во всём происходящем было не так, некая неправильность ощущалась даже в той панихиде по Древам, которую вместе с ним исполнила эта майэ. Но что? Он словно забыл нечто важное и всё никак не мог вспомнить её имя…
От раздумий его отвлёк взгляд Инсе. Лаурэфин взглянул в её прекрасные очи и ощутил вдруг, как нечто липкое и отвратительное потянулось к самой его сути. Ему захотелось отвести взгляд или хотя бы закрыть глаза, но он не мог, а потом искусительница нанесла удар, и душа нолдо отозвалась прекрасным звоном каждой своей гранью, вспыхнула переливами десятка мелодий и чувств. Последующие попытки умайэ лишь наполнялись всё вокруг новым звоном и отблесками воспоминаний, мыслей, мечтаний… А в центре этого водоворота звучало одно единственное чувство и одно имя, то самое имя, которое запирало дверь, ведущую к его сути.
- Артанис – выдохнул Лаурэфин, и от этих немелодичных звуков его феа разгорелось с новой силой, а глаза засияли подобно паре звёзд. – Кто ты?
Последний вопрос предназначался Инсе, но та предпочла спастись от него бегством. Всё ещё не придя толком в себя, Глорфиндел прислонился закованным в сверкающую сталь плечом о стену пещеры и провёл ладонью по лицу. Его сознание ещё было далеко от кристальной ясности, мысли утекали сквозь пальцы словно вода, но главное он осознал: Нэрвен в опасности, и остальные тоже. Не ожидая, пока придёт в себя, Айрамахтар обнажил меч и бросился вслед за беглянкой. Белоснежный клинок слабо светился в темноте, это было всё, на что пока хватало его сил, но этого было достаточно, дабы не расшибить голову о камень.
«Быстрее, быстрее!» - стучало в мозгу, и Лаурэфин ускорял бег под мелодичный звон аманской брони.
- Артанис! Где ты, Артанис?! – разнёсся по пещерам слабый, едва различимый зов.

0

41

Прикосновение к эстель было обжигающим, потому щупальца, которые майэ запустила в феа эльфа, моментально отдёрнулись. Неслыханная наглость... В этой Музыке уже имелся сокровенный уголок, так присущий влюблённым, но Инсе до последнего надеялась, что это не он, а всего лишь одна из тайн души, которая поддастся не сразу. Ключ к замку не подошёл, и тёмную ожгло, словно калёным железом. Янтарные очи сверкнули, и девушка с грацией пантеры устремилась в коридоры. Она запомнила образ, поломавший ей игру. Светлым вихрем, чьё сияние ныне могло бы заставить вытечь глаза любого, кто рискнул бы взглянуть, красавица устремилась по каменным коридорам наверх. Один проход вёл наружу, на выдающуюся вперёд часть горы. Каменная площадка вполне способна была уместить двоих, а своё присутствие златокудрая решила до нужного момента не открывать, навесив чары, отводящие взор. Вновь её Песня огласила подгорные тоннели, иллюзии услужливо указывали дорогу заплутавшей во мраке нолдиэ. Майэ слышала, как дрожит воздух вокруг эльфийской ведьмы. Видела мерцание стали её клинка. Какая удача, что два других нэри заняты сейчас её сёстрами. Этих двоих она порешит лично прямо здесь.
Чаровница увидела, как девчонка вышла на каменную площадку, оглядываясь, словно ожидала вот-вот кого увидеть, а, не находя, оглядывалась снова. Потерялась. Бедная девочка потерялась.
Хищно клацнули жемчужно-белые зубки, майэ умело принялась плести иллюзию одну на двоих. Выйдя сюда, Глорфиндел увидит Инсангарэ посреди каменной площадки. А придёт на он голос возлюбленной, зовущей на помощь.
"Давай, остроухий. Спаси любимую от тёмной майэ."
Зазмеилась улыбка, полная злого предвкушения. Инсе была отличный актрисой, но больше своей игры любила лишь одно: трагедию, в которой её жертвы убивают друг друга, ослеплённые мороком и прежде доведённые до нужной кондиции. А Глорфиндела она распалила хорошо, одно удовольствие было слушать рвущийся прямо из груди гнев.
[AVA]http://savepic.ru/6207318.jpg[/AVA]

0

42

Сердце бешенно стучало в груди. Морок полностью выветрился из разума Лаурэфина, и происходящее предстало пред ним со всей очевидностью: он был обманут. Зачарован. Подумать только, он был готов убить своих друзей по велению этой… этой… У нолдо просто не было подходящих слов, чтобы описать всю полноту его негодования. Гнев? О да. Это был гнев. Чувство новое, удивительно и будоражащее. Даже когда Феанор с сыновьями прорубали себе путь к гаваням тэлери, Лаурэфин не испытывал гнева. Ужас, непонимание, неверие – да, но не гнев. Сейчас же, всё внутри словно закипало от ярости. Но на удивление, в неистовство Айрамахтара привёл не сам факт очарования тёмной магией, и даже не то, что Инсе собиралась выпить его до дна. Нет, всё это были мелочи, касавшиеся лишь его самого. Но как смело это существо угрожать его друзьям – его же руками?!
Глорфиндел толком не знал, что будет делать, если настигнет беглянку. Злая сила умайэ пробудила доселе скрытые черты его характера, и он пока не мог с уверенностью определиться со своими чувствами. Одно он знал наверняка – умайэ надо уничтожить. Она была злом неискоренимым, злом опасным и отвратительным. Но что куда важнее, она была врагом. До сих пор, он не понимал всей сути этого определения. Враг. Тот, кто желает тебе смерти или чего-то худшего, чем смерть. Тот, кого надо победить. Победить и… убить? Лаурэфин воззрился на свой меч так, словно впервые его увидел. Ранее благородный ваниарский принц воспринимал оружие лишь как средство защиты. Меч в его представлении был тем аргументом, который не позволит злу причинить вред ему и его друзьям. Сейчас же Глорфиндел видел, что у его меча, как и у всякого иного оружия, имеется куда более широкий набор функций. Меч может убивать врага, убивать его прежде, чем враг причинит вред невинным. И так уж получилось, что его, Лаурэфина, меч тоже будет убивать врагов, чтобы они не могли убить его или дорогих ему эльфов.
Так что, он просто бежал вперёд, не разбирая дороги, и надеялся, что сумеет остановить обольстительницу прежде, чем она причинит вред Артанис или кому-нибудь другому. Его чуткий слух уловил отзвуки знакомого голоса, или ему только показалось? Лаурэфин прибавил ходу, его мелодия гремела в набат, гневная, решительная, звучная и грозная, она отражалась от окрестных стен и казалось, сам Фоэн вздрагивал под его ногами. Лишь казалось, само собой. Меж тем, впереди замаячил слабо очерченный в звёздном свете проём, а за ним… Она. Злобный дух в женском обличии, по собственной воле отринувшая свет истинный и предавшаяся злу. Ему следовало бы убить её. Сходу, не давая шанса вновь пустить в ход тёмные чары. Это было правильно. Это было необходимо. Это было… бесчестно.
Лаурэфин остановился. Встал как вкопанный, заскрипев сапогами по холодному камню. Сверкающий клинок по прежнему был занесён в его руке, рыцарю было достаточно завершить удар, и мир будет избавлен от мерзкой бестии. Но…
- Я пожалею об этом – прошептал нолдо. – Обернись и сражайся, сражайся как можешь, как умеешь, как позволяет тебе твоя подлая суть. Я не стану бить в спину, но и ты более никому не причинишь вреда.
Ему было трудно дышать. Тяжкое, томительное предчувствие сдавливало грудь, но Айрамахтар по прежнему знал, чувствовал сердцем и душой, что должен уничтожить умайэ, должен спасти своих друзей, выполнить задачу и вернуться в лагерь. Но прежде – ему предстоял бой с тёмным духом. То, что он собирался сделать, было правильно, это был его долг. И всё же, отчего так трудно дышать, а глаза щиплет неведомая печаль? Это тёмная магия. Чары. Морок. Ему нужно превозмочь их и уничтожить порождение мрака!
- Сражайся или умри! – крикнул рыцарь и бросился на врага, клинок с молниеносной скоростью ударил под левую грудь нагой соблазнительницы, прямо в сердце.

0

43

Как же долго она проблуждала в недрах Фоэна, пока проход её не вывел сюда? Могло показаться, что даже не один день. Мрак был почти кромешный, нолдиэ часто натыкалась на стены, спеша на помощь тем, кого любит. И порой ей казалось, что она попала в замкнутое со всех сторон пространство. Даже выхода из горы было не найти. Но в один момент всё переменилось. Дорога словно сама легла ей под ноги и вывела на каменную площадку. Само собой, Артанис хотела найти всех троих пропаданцев, но, не отдавая себе отчёт, всюду высматривала золотую застёжку в виде цветка и до боли знакомый плащ. Но здесь она нашла лишь голую заснеженную скалу, продувающий насквозь ветер и чернеющее из-за туч небо. Вдали была видна сплошная стена дождя, но можно было не сомневаться, что гроза доберётся и сюда. Тем более, что белые росчерки начали пронзать небо и в непосредственной близи от горного пика. Нолдиэ зябко поёжилась, и в этот самый момент позади раздались шаги. Артанис быстро обернулась через плечо, и золотистые пряди веером проследовали за этим жестом, опав на плечо. Но не орка, не волколака и не потревоженного медведя увидела ниссэ, а того, кого искала. Лаурэфин вышел к ней, сжимая меч в руке. Но на последнее дева не обратила внимания, улыбнувшись другу. На языке уже вертелись вопросы "где ты был", "где остальные", "что случилось" и далее-далее-далее. Но взглянув на нэро, Нэрвендэ увидела то, что не видела никогда. Его глаза. В них горел огонь, который она привыкла видеть в глазах феанорингов, от рождения вспыльчивых и гневливых - особенно некоторые потомки Пламенного... Ниссэ встревоженно оглядела нолдо, ища видимые признаки его недовольства, но, кроме неё, тут никого и ничего не было. Убрав меч в ножны, она уж было хотела взять милое лицо в ладони, но Лаурэфин выставил перед собой собственный клинок. И сказал нечто настолько странное, что леди Третьего Дома остановилась, не зная, что сказать. Зато отреагировала чисто инстинктивно, перехватив запястье воина и отклонившись назад. Утренняя Звезда не уступала мужчинам в драке, а вот в весе - очень даже. Особенно рослому и в меру упитанному принцу ваниарскому.
- Лау, что с тобой? Это же я! - она отошла ещё чуть назад, и под едва ли уже не висящей в воздухе эльфийской пяткой посыпались мелкие камни. Руку нолдо удалось чуть опустить, но какими трудами... Именно в этот момент тёмная майэ сбросила чары, метаморфировав одну из своих золотых прядей в клинок. С ловкостью кошки златоволосая бестия метнулась к парочке, намереваясь всадить этот кинжал в висок мужчины. Ей бы это точно удалось, если бы цепки женские пальцы не перехватили её руку, заламывая и отводя в сторону. Но тем самым эта рука была вынуждена расстаться с запястьем Глорфиндела и позволить той совершить то, что задумал хозяин оной.

0

44

Что видел он перед собой? Соблазнительницу с лицом хищной птицы. Каким-то образом она успела перехватить его руку, но ненависть словно придала Лаурэфину сил. Ведьма падала, неотвратимо проваливалась в тёмную бездну. Ещё одно усилие, ещё чуть-чуть… Это будет честная победа. Честная, но не славная, необходимая, но не радостная, непростая, и всё же не обладающая никаким величием. О ней не будут воспевать в балладах менестрели, и летописец не занесёт её в анналы веков. Он смотрел в её мутные, рыбьи глаза, в коих не было и намёка на чистоту, и удивлялся. Как он мог полюбить такое чудовище? Как? Она была холодной, злой, безжизненной и жестокой. Её нужно было уничтожить, выжечь калёным железом, как язву на теле мира. В ответ на её слова, Лаурэфин нахмурился, в его взгляде проступила небывалая жёсткость. В ней всё же чувствовалась сила, но он знал, что может и должен её превозмочь.
- Прости, я должен – горячее шепнул он ей, налёг на рукоять клинка что было силы, и в этот миг…
- Нет!
Так он не кричал никогда, даже когда гавани Альквалондэ пали под ударами окровавленного нолдорского клинка. Воинские инстинкты сработали прежде, чем он успел осознать подмену. Рука с длинным аманским клинком метнулась в сторону, внезапно отяжелев в десятки раз, но поздно, слишком поздно. Бритвенно-острое лезвие, белое, как перья высочайших облаков, с лёгкостью проткнуло кожаный нагрудник Артанис и глубоко пронзило ей грудь, отчего на спине эльфийки, как раз напротив места удара, вспух небольшой холмик. Пальцы Лаурэфина дрогнули на ладной рукояти, его лицо исказил ужас, глаза залила густая синева в тон источникам в лориэнских садах.
Но не смотря на шок, не смотря на потрясение и волну ужаса, охватившего всё его естество, Глорфиндел оставался воином. И он знал, где находился его враг, и что если он не остановит этого врага, то будет убит и тогда уже ничто не поможет Нэрвен. В его руках была небывалая ловкость и стремительность, когда он единым махом выхватил из поясных ножен длинный прямой кинжал и размашисто резанул прямым лезвием по горлу Инсангарэ.
Его пальцы безвольно разжались, выпустив рукоять меча, в глазах застыла мольба, а лицо было бледным, как у покойника. На фоне этой бледности были совершенно незаметны несколько прядей, побелевших от пережитого ужаса. Совершенно невовремя, дух Лаурэфина сковал ужас, отчаяние, его руки отяжелели, ноги стали подкашиваться, но всё равно, он потянулся к ней, медленно, словно прорываясь через тяжёлый полог.
- Не уходи, я… - хриплым, сорванным голосом начал Айрамахтар, но слова застряли у него в горле тугим комом, бессмысленные, запоздалые слова, в коих уже не было силы.

Отредактировано Глорфиндел (2015-01-08 00:51:46)

+2

45

Лейтмотив

The host of seraphim

Казалось, из мира в одно мгновение шли все звуки. Даже Музыка - Музыка живых существ - её было не слышно. Ветер как будто замер, как и до этого колыхаемые им листья, белые росчерки застыли на небе ломанными линиями, стена дождя "замёрзла", так что каждую капельку можно было бы различить. Замерли звери и птицы. Замерли вместе с сердцем Утренней Звезды. Голубые очи всё также встревоженно и тепло смотрели в глаза нолдо и немо повторяли "это же я". И находили лишь жёсткость и гнев в ответ. В тот момент Артанис готова была пасть на колени и просить прощения, если она является причиной ярости милого сердцу эльфа. С губ готовы были сорваться первые слова, тихо прошепченные. Но судьба распорядилась иначе. Эльдиэ успела перехватить руку, занесённую для того, чтобы причинить зло её дорогому нэро, и выбирая жизнь для Лаурэфина, нолдиэ подписала себе приговор. Клинок вошёл в её тело свободно, почти не найдя сопротивления. А через мгновение и вышел с другой стороны. Губы действительно разомкнулись, но с них не слетело ни единого звука. Рука легла на лезвие, из-за чего на ладони моментально выступила кровь. Момент безмолвия не мог длиться вечно - эхо унесло пронзительный крик Лаурэфина. Несколько выигранных секунд позволили воину добить майэ, однако ниссэ словно не видела происходящего. Пропасть была позади, и от неё отделяла лишь рука нолдо - рука, державшая меч.
"Не отпускай..."
Отпустил. И прямо над головами эльфов раздался оглушительный раскат грома, способный сотрясти горные пики и устроить обвал. И устроил. С вершины сошли целые пласты залежавшегося снега. Лавиной они устремились к подножию, чтобы пройти далее по долине, выкорчёвывая и ломая деревья, губя олвар и келвар, пока безумный бег не прекратит какое-либо препятствие или он сам не закончится.
Ладное тело покачнулась и сорвалось в полёт. Не грациозный полёт чайки, реющей над волнами в поисках рыбы, не в резвый брачный танец орланов и не в щегольскую припляску воробья. Нолдиэ падала, подобная бледному призраку. Казалось, он рассеется, стоит лишь отвести взгляд или сморгнуть - и его уже нет. Тело с треском сломало пару сучьев, пролетая мимо одиноко росшего на склоне низкорослого дерева, а затем с глухим стуком достигло узкого каменного карниза. Голова почти что свесилась вниз вместе с окровавленной рукой, у которой более не было сил сжимать лезвие клинка. Над головой Глорфиндела сверкнула молния, которую, казалось, он мог бы потрогать, если бы подпрыгнул. Весь мир на мгновение осветил нестерпимый свет, и первая капля дождя стремительно понеслась вниз, чтобы достигнуть середины лба Утренней Звезды. И грянуло!
Стена дождя обрушилась на Фоэн с яростью раненного гризли. Крупные капли катились по тёмному камню, прибивали пыль к земле, превратили одежду эльфа в мокрые тряпки и заодно отбивали нестройный рваный ритм. Белым светящимся копьём молния вонзилась в землю, заставив дерево загореться. Пламя охватило рыжим ореолом ветви, заструилось по стволу и объяло корни, взметая вверх красно-золотые искры. Одно. Второе. Третье. Небольшой лесок близ горы быстро загорелся. Что не снесла лавина - пожрёт огонь. Внизу разверзлась геенна огненная, подступившая к Фоэну вплотную. Небо терзали молнии, гром грохотал так, словно сотня великанов рыкнули разом. Внизу был огонь. Вверху был огонь. А между ними - оставшийся на каменной площадке эльф и в нескольких метрах внизу - его подруга. Дождь, как бы холоден он ни был, омыл рану, но не в состоянии был ни вытащить клинка, ни заживить, он просачивался через приоткрытый рот и не мог напоить Дитя Эру.

+2

46

Танец над пропастью
Как страшно порой бывает жить. За краткое время пребывания в Эндорэ, Лаурэфину довелось видеть много такого, о чём не хотелось вспоминать, он ощутил боль и страх за жизнь – но не свою. Сейчас он вновь боялся за чужую жизнь, вот только слово «боялся» было здесь совершенно неуместно. Он был в ужасе. Видеть, как ускользает жизнь из знакомых глаз и знать, что ты тому виной – это было действительно страшно. Это сводило с ума. Он тянулся к ней, тянулся сквозь сожаление, сквозь невыносимую боль души, сквозь собственные страхи. А она ускользала от него. Секунда, вторая. И грянул гром.
- Стой, не уходи! – голосом, резким как удар зазубренного клинка, воскликнул нолдо и бросился вперёд, пал на колени, потянулся вниз и… он не успел. Раскат грома заглушил ужасный, рвущий самое сердце крик. Небеса разверзлись, окатив пылающие леса волною холодной влаги, а он всё так же стоял на коленях у самого края скалы и тянулся вниз рукой. По ясному лицу эльфа стекали влажные струи, но был ли то один дождь, или к нему прибавились собственные слёзы рыцаря – о том он бы не мог сказать. Он просто смотрел вниз и желал перестать быть.
Содрогаясь всем телом, Глорфиндел поднял левую руку в когтистой перчатке, в коей по-прежнему поблескивало окрасившееся алым лезвие кинжала. Инсе была развоплощена или упала вниз, в любом случае, на скале её больше не было и это была наименьшая вещь из тех, о которых думал нолдо. Медленно, он приставил к груди острое лезвие, надавил. Сталь скрипнула о металл доспеха, вызвав из груди эльфа первые рыдания. Он с остервенением ударил рукой с зажатым в ней кинжалом о край уступа, и тут, во вспышке запоздалой молнии, разглядел внизу, на уступе, длинноволосую женскую фигуру. В первую страшную секунду он боялся поверить, перед глазами Лаурэфина мелькнул образ златоглазой прелестницы, но уже в следующую секунду растаял, сменившись другим, дорогим и знакомым. Это не могла быть умайэ. Просто не могла. В море отчаяния, куда погружался рассудок Лаурэфина, забрезжил луч надежды. Эстель. Пока что слабый и едва ощутимый, сей проблеск заставил златовласого эльфа отринуть всякий страх и сомнения.
Кинжал мгновенно вернулся в поясные ножны, а сам Айрамахтар быстро и сосредоточенно полез вниз. Когтистая перчатка, с коей он так и не расстался на протяжений Фоэнских злоключений, помогала ему находить точку опоры, но на другой руке перчатки не было, и пока нолдо преодолел разделявшее их с Нэрвен расстояние, Лаурэфин успел напрочь содрать себе ногти и расцарапать ладонь до крови. Он даже не заметил. Уступ был мал, рыцарю следовало бы благодарить Эру за то, что его проведением Артанис не сорвалась в пропасть. Но рыцарь не благодарил, он молил о сохранении жизни. Крови было много, ноги скользили по камню, но он удержался. У него не было права на ошибку. Лаурэфин склонился над девой, лихорадочно вспоминая всё, что ему было известно о целительстве. Увы, его знания подходили для царапин и ушибов, но никак не для сквозной раны в груди. С тяжко бьющимся сердцем, он перетащил Артанис подальше от обрыва, прислонил к неровной скальной поверхности. Рывком сорвал плащ, отправив памятную золотую брошь в далёкий полёт до земли, где свирепствовало пламя, накрыл им эльфийку. Осторожно прикоснулся к ране, окрасив руки кровью.
- Нет, это не может так закончится… - тихим, надтрестнутым голосом прошептал нолдо. – Я тебя не потеряю!
Он осторожно взялся за лезвие клинка и тут же отдёрнул руки так, словно то было раскалено докрасна. Клинок нужно было вынуть, но стоит ему это сделать, и Нэрвен истечёт кровью меньше чем за минуту. Страх и сомнение вновь овладели им, их сила была велика. Ещё никогда Лаурэфин не испытывал подобного смятения, вид пронзённой его мечом возлюбленной приводил рыцаря в смятение, он был на грани паники. И всё же он должен был сделать что-то. Хоть что-нибудь! Эльф мягко накрыл ладонями кровоточащую рану, обнял ими белоснежное лезвие. Неимоверным усилием воли он вымел из своего разума страх, вымел панику, вымел сомнения и всё, что мешало ему сосредоточиться на главном. Глорфиндел обратился внутрь себя, там, где на уровне груди теплился золотистый огонёк, чей свет согревал его в холодные ночи и времена печалей и тревог. Этот свет давал ему сил, и что куда важнее, этот свет позволял ему исцелять.
Но света не было там. Лишь тень гнева, тень ненависти, обращённая к проклятой искусительнице. Ненависть отравила его, ибо он действительно ненавидел Инсе, ненавидел всем сердцем и желал ей смерти. Будь она жива – он убил бы её не задумываясь, не колеблясь. Он чувствовал злобу, он чувствовал гнев. А там, где есть ненависть, нет места состраданию и дару целителя. Его руки бессильно скользнули на холодный камень, надежда угасла, оставив после себя тяжкий груз вини, мрак и пустоту. Не было сил даже на горестный крик. Он просто опустился рядом и нежно погладил Артанис по щеке, оставив кровавый отпечаток.
- Дождись меня. Я приду вслед за тобой – прошептал он, вновь вынимая кинжал. – Я люблю тебя.

Отредактировано Глорфиндел (2015-01-08 23:00:05)

+2

47

Она была так близко и так далеко одновременно. Вокруг было темно. И всё же она видела свет. Не тот красно-золотой, каким пылала земля, не тот ядовито-белый, каким молнии освещали окрестности. Она видела тот потерянный свет. Он пробивался сквозь "тело" Арды, был заложен в его основу и в сердце каждого из Детей Илуватара. А ярче всех сиял образ оставленного ею на той площадке нэро.
На мгновение мир снова обрёл краски, перестав быть чёрно-белым. Ветер играл её волосами, она чувствовала солоноватый привкус моря, слух ласкали крики чаек. Изящные руки держали ракушку, которая парочка эльдар расписала красками, роль которых сыграл сок ягод. Он нарисовал себя, она себя. Рядом, державшимися за руки.
"Вместе мы пройдём путь, длинною превосходящий жизнь. Единые в феар. И я буду искать тебя в тысячи миров и в миллионе новых жизней."
Клятва связала двух квенди крепче каната. Лаурэфин всегда незримо был рядом, образ его выстраивали ноты её Музыки в феа. Единственный. Самый лучший. Самый близкий. Лицом к лицу... Лица не увидать. Нам всегда кажется, что время на нашей стороне, бег его медленный - нам всегда его хватит. Чтобы понять. Чтобы сказать. Ошибочность суждения большинство осознаёт слишком поздно, когда время начинает бежать неумолимо быстро, утекая сквозь пальцы, словно вода, забирая с собой жизнь того, без кого ты себя не мыслишь.
Мерцающее видение рассеялось, сердце слабо билось в груди, ресницы, слипшиеся от влаги, дрогнули. Что она чувствовала? Ни боли, ни горя, ни сомнения. Оно исчезло в тот самый миг, когда кинжал устремился к виску нолдо. В Лаурэфине она любила не только его улыбку, тёплый ясный взгляд, оптимизм и твёрдость характера, а всего его. Начиная от самой его сути - Музыки - и заканчивая его милыми шутками, которые многие называли глупостью. А значит она любила его и гневного, и в ярости, и даже в ту секунду, когда он отпустил рукоять.
Глаза приоткрылись, всё ещё заливаемые водой. И сразу увидели его. Промокшего, потерянного, словно щенок, выброшенный из дому, сбитого с толку и стремительно теряющего свою силу. Пальцы коснулись щеки - рука дрожала. Голос обращался к ней, но не было в нём больше надежды. Шевельнулся большой палец, затем рука сжалась в кулак, после снова плавно выпрямились пальцы. Её ладонь легла на руку нэро, потянувшейся за кинжалом.
- Руку мне дай, - слетела с губ тихая просьба, и изящная ручка ниссэ увлекла руку воина к себе на грудь. Лаурэфинделе мог ощутить сбивчивый ритм сердца, прерывистое дыхание, но яснее и громче звучала Музыка эльфийки. Губы её не шевелились, с них не слетало ни единого звука. И всё же она пела. Пела о том, что давно бережно хранила в дальнем уголке сердца, запрятав получше.
"Что для тебя самое важное в жизни? Ты."
Музыка мерно текла живительным потоком, покалывая подушечки пальцев нолдо, мягко коснулась его существа и пролилась золотым дождём на раненное больное феа. Темой её была любовь, сила её росла тем больше, чем дальше она текла. Слова складывались в словосочетания, словосочетания - в строки, строки - в стихи. И каждое слово обретало зримый образ.
"Когда ты покинешь меня? Никогда."
Пальцы крепче сжали руку ваниарского принца, прижимая её к холодной коже. Голубые глаза неотрывно смотрели на лицо Глорфиндела. Они звали. Но не влекли. Они удерживали. Но не обманом. Они любили. Но не желали зла. Фигурка Артанис была охвачена мягким светом, который постепенно перетекал и на нолдо.
"Если твоя твоя надежда угаснет, я поделюсь своей."
Музыка всю ещё звучала и призывала вновь обрести эстель. Ведь если Лаурэфин не найдёт сил, то не удержит её феа в смертных землях. Рука мягко направляет пальцы витязя выше, подрагивающие губы касаются их, прижимая руку любимого к лицу.
"Ты моя жизнь, meldo. Если ты угаснешь, я не смогу остаться. Возьми мои силу и свет. И останься со мной. Пожалуйста, meldo. Lasto beth nîn, tolo dan na ngalad*." - тихое осанвэ коснулось сознания Айрамахтара.


* "Услышь мой голос, вернись к свету." (синд.) Фраза Арвен, обращённая к Фродо (ВК экранизация часть 1)

+2

48

Ему было холодно, по коже струился влажный озноб, следующий за дождевыми струями. Ему было жарко, ибо внутри него словно поместили пригоршню жгучих углей. Ему было страшно и больно, обидно и одиноко, как бывает только с тем, кто своими очами видит как уходит в небытие нечто такое, что иначе могло бы стать основой и центром жизни, наполнить его чашу теплом и придать смысл всему. В эти секунды, мучительно и беспощадно, Лаурэфин познавал любовь во всём её ужасном великолепии. И было то чувство столь велико, что он готов был вырезать себе сердце, лишь бы не терзала его более неземная боль утраты. Но он не успел: Артанис одним прикосновением заморозила его кровь, заставила сердце пропустить два удара… и забиться вновь. Глорфиндел остановил руку, занесённую для самоубийственного удара ещё прежде, чем ощутил прикосновение к запястью. Его взгляд остановился на милом лице, в нём не было надежды, лишь вопрос.
Вокруг хлестал дождь, шум капель, разбивающихся о скалы, барабанной дробью разносился далеко окрест, но Лаурэфин услышал бы её слова, даже если бы вокруг скакал сам Моргот с балрогами и распевал похабные песенки о прелестях Варды. Нолдо протянул свою руку, сильную, натруженную тренировками и недавним восхождением, к её руке и ласково погладил пальцами нежную, не смотря на все перипетии, девичью ладошку. После он позволил ей увлечь себя и вновь прикоснулся к кровоточащей ране. И он почувствовал тепло. И он увидел свет. И он ощутил, что боль уходит, а её место занимает слепая, безумная и такая дорогая сердцу эльдар надежда. Его глаза прояснились.
- Ты мой Свет – мягко шепнул он в ответ. – И другого мне не надо.
Песня пришла сама собой, и с первых строк окреп его голос и набрался сил, окреп, разнёсся далеко окрест. Лаурэфин ласково поглаживал Артанис по влажной щеке, второю же рукой он прикоснулся к пронзённой плоти и касание то веяло теплом. Это касание призывало жить, призывало бороться и исцеляться, обновляться для новых дней, которые непременно настанут. И звучала песнь до заокраенных земель, стремилась к престолу Предвечных Валар. Песня звучала так:

Песню печальную духи пропойте,
Гомоном птиц и дыханьем ветров,
О любви, что росла слишком долго,
И о надежде, что воспрянет вновь.

Пойте леса, травы и птицы,
Пойте о силе добра, вопреки.
Мы, как и всё, к небу стремимся,
Рвёмся сквозь облака, в лучшие дни.

Пойте со мной, нагорья, дубравы,
Пойте о вере что ждёт,
Вере что есть в каждом сердце,
Вере, что Тьма пройдёт.

Звёзды и волны, что вдали плещут,
Счастье забытой страны,
Пойте со мной, вы слышите песню?
Надежды, что сияет вдали.

Её свет отразился в гранях его души, воссиял там с новой силой и вернулся назад, волной теплоты, волной яркого золотистого сияния, изгонявшего из тела Артанис страдания и боль, возвращая ей силы. Целительные чары обрушились на эльфийку как водопад, никогда прежде Лаурэфин не желал так яро и так страстно сохранить и преумножить жизнь, никогда ещё он не отдавал столько – и не чувствовал себя при этом столь целостным. Вместе с чарами он передавал ей память о былых временах. Она увидела встречу на площади Тириона и поход за пропавшей тенью, ощутила свист ветра и азарт лихой езды, смех и радость, сильный рывок, выдернувший их обоих и последующее приземление. Полюбил ли он её в тот миг, или же это чувство взращивалось в его феа постепенно, словно дивный цветок под светом Двух Древ? Он не знал, и пожалуй, это навсегда останется тайной. Важно было лишь то, что ныне Лаурэфин не видел для себя иной жизни чем та, что он разделит с ней.
- Не умирай, Арейниэн. Не сосчитать тех дней прекрасных, что я готов прожить с тобой рука об руку. Не умирай, любимая.
Лаурэфин склонился к ней, осторожно, дабы не потревожить меча, и мягко коснулся её губ, неумело, но с великим чувством, что теплилось внутри. И тут же его как молнией поразило! Какой он глупец, вознамерился умереть от тоски рядом с одним из лучших целителей Арды!
- Ресто! Ресто! Услышь мой зов и поспеши, найди дорогу в сердце тьмы, узри восход грядущих дней, узри сверкание огней!
Собрать немного звёздного света, собрать отсветы пожара, что бушует внизу, направить всё это в тот злополучный туннель, откуда они с Нэрвен выбрались на площадку. И заставить отражаться от стен, заставить сиять и звучать, в надежде, что хотя бы тонюсенький лучик достигнет Айканаро и Артаресто, и приведёт их сюда.
- Поспеши.

Отредактировано Глорфиндел (2015-01-10 22:51:23)

+2

49

И снова песня

I'm alive

И время побежало быстрее, галопом, выбивая искры и задавая новый ритм. Время жить, не вполсилы, не вполдуши - вдохни полной грудью, пропусти через себя этот ритм. Она слышала его в барабанящем по камням дожде: вода - это жизнь. Слышала в бушующем внизу огне: пламя - это тепло. Слышала в земле: она не поддалась Тьме, она желает освободиться. Если небеса в это время глядели на них, то могли увидеть целое озеро пламени у Фоэна, освещаемый всполохами молний склон и двоих, чьи жизнь пару мгновений назад были на грани. А ещё на это могли смотреть звёзды, потому что грозовой фронт уходил всё дальше и дальше, а впереди виднелось чистое звёздное небо, которое пока лишь украдкой выглядывало из-за чёрно-серого полога мрачных туч.
Губы разомкнулись, и дождь напоил её. Сжимаемая тонкими пальчиками рука, казалось, могла собой заменить горящий костёр, у которого греются в дороге путники, тёплый плед, под который залезают в морозы. Даже её собственное тепло. Пальцы медленно скользили по ладони и, казалось, вспоминали каждый раз, когда им доводилось держаться за руки. Вот мозоль у большого пальца - Лаурэфин, похоже, успел недавно её приобрести. На указательном пальце небольшой, почти незаметный шрамик - это боевое ранение он получил в неравной битве с кузней, чьи инструменты порой были коварнее яблонь и вишнёвых деревьев. Любимый мог почувствовать ладонью её улыбку, мягкую и нежную, даримую лишь ему одному. И взгляд из-под полуопущенных слипшихся ресниц. Сердце забилось медленнее, страх исчез без следа, рассеиваясь вместе с тучами. Вот, чего ей не хватало в тех тоннелях - его света. Как только он исчез, она потеряла ориентир. Нет, не топографический. Жизненный.
Слова пролились оранжево-золотистым мёдом. Артанис продолжала улыбаться и мерно, медленно гладить руку нолдо. Касание не потревожило рану, но обдало живительным теплом. Он поверил, он снова видит свет. И она пойдёт за ним на край мира и дальше, за Грань, сколь долго будет хватать её сил. Лишь бы быть рядом. Светить. Надеяться. Любить. Её прекрасный принц, чей голос, казалось, перекрывал любые иные звуки. Даже если бы его губы не шевелились, она бы разобрала слова, потому что пело его феа. И пело оно для неё.
Двое сияли, как один, словно пара звёзд спустилась на землю, дабы рассеять мрак Фоэна. Свет не погиб. Это не правда. Он не имеет формы одних лишь Древ, его невозможно заключить в один определённый сосуд. Он живёт в каждом. Крепчая верой и надеждой, мы сияем ярче. А делясь своим светом с другими, сияем не в одиночестве. Нэрвен это поняла в то же мгновение, когда открыла глаза и увидела его рядом.
"Счастье моё. Феа моё."
Как может она уйти в Мандос или угаснуть, если он - её душа и сердце - здесь? Это невозможно. И не важно, когда разгорелась первая искра, важно, когда две искры порождают одно на двоих пламя. Это произошло сейчас.
Мягкое, осторожное касание любимых губ. Она всё ещё улыбается и смотрит, словно бы до этого не видела его ни разу и внезапно обнаружила, что рядом с ней всё это время обитало маленькое чудо. Ну, как маленькое... Достаточно рослое такое чудо на самом деле, но в масштабах Арды всё же не очень большое. Зато какое чудесное!
Хочется погладить лицо, запустить руку в волосы и пропустить насквозь промокшие пряди, что ручейками бы заструились меж пальцев. Не может, не может отпустить его руку - на грани сознания всё ещё живёт отголосок того страха - потерять. Снова потерять.
- Не оставляй меня одну во мраке. Пожалуйста, - пальцы смыкаются на руке воина крепче, словно тот мог ускользнуть и рассеяться вместе с последними каплями почти закончившегося дождя.

+2

50

Закусив губу Фур мастерски изобразила смятение, которые обычно и поваляется на лице сомневающихся пусть видит, пусть думает, что ей не хватает одного единственного слова, какого-то действия что бы с подвигнуть её на доверие.
Фур потупила взор чуть отводя взгляд в сторону.
- Может быть… - неуверенно ответила она. – Но меч останется при мне.
Она осторожно подцепила пальчиками длинное тёмное платье, высунула их под него стройную белую ножку и аккуратненько отпинала доспехи в сторону. Озерце в центре довольно булькнуло пару раз, проглотив утопленную в ней поклажу, которая тот час же скрылась из виду, а майэ одарила эльфа таким жгучим взглядом, что казалось, готова была его прирезать, если он помешает этому действию.
- Меня зовут Фур, я – лесной дух. Если хочешь знать больше – поведай мне о себе и своих… друзьях… сестре… - девушка неуверенно махнула рукой, что-то там такое изображая. - Или кто они там тебе приходиться… Я же должна знать, кто и зачем пожаловал в мой до…
Девушка не договорила, осеклась, взмахнула руками и, поскользнувшись, при попытке утопить последнюю оставшуюся на краю прудика кирасу вместе с ней свалилась в воду. Меч, кстати говоря, так же пошёл ко дну. А вода в пруде была особенной, так как в ней кормились столь причудливые и ядовитые травы, она обрела особое свойство – стирать память любому несчастному которому не посчастливиться сделать хотя бы глоточек.
[AVA]http://s1.radikale.ru/uploads/2014/11/7/2c966462516b8178ced3dff83b5d44a5-full.jpg[/AVA]

0

51

На лице незнакомки, казалось, отразилось сомнение. И - возможно Артарэсто принимал желаемое за действительное - готовность поверить ему.
- Хорошо, путь остается.
Возможно, глупо это было... но эльф не мог себе представить, даже на миг допустить, что от прекрасной незнакомки может исходить опасность. Напротив, это ему хотелоь защищать ее от всех бед. Такую нежную и хрупкую...
А потом... потом девушка сделала совсем уж неожиданнную вещь. Доспехи были изящно отодвинуты и... скинуты в озерцо. Артарэсто сделал было шаг вперед, но наткнулся на взгляд, буквально метающий молнии. Нет, он не испугался, но... она была в этом момент настколько прекрасна, что из головы вылетело совершенно все, что не имело отношения к столь внезапно вспыхнувшему в душе чувству...
В следующий миг произошло сразу два события, наложившиеся одно на другое. Разума Артарэсто коснулось осанвэ Лаурефиндэ, и сердце кольнула тревога. Что-то случилось... наверняка, иначе бы тот не стал звать. И надо скорей найти остальных... Он подумал о сестре, которая осталась одна в горном лабиринте, и уже хотел было развернуться, чтобы покинуть пещерку, как вдруг Фур неловко взмахнула руками и упала в воду вследа за его доспехами.
Эльф, не думая ни секунды, нырнул в зеркальную гладь озерца. Вода оказалась холодной, но не слишком. И странной... очень странной на вкус. Словно и не вода вовсе...
Артарэсто подхватил девушку и вынырнул на берег. Теперь надо было... что? Нолдо растерянно замер, пытаясь поймать разбегающиеся мысли. Он не знал, что. Все будто ушло в туман. Он хотел куда-то идти, что-то делать, кому-то помочь... Или это просто так казалось?
Арафинвион растерянно поглядел на озеро, на пещерку, на девушку.
- Что произошло? - тихо спросил он.

Отредактировано Артаресто (2015-01-24 12:46:26)

0

52

Мир вокруг бился в конвульсиях, изрыгал воду и пламя, ярился и сходил с ума. Где-то в недрах Фоэна творилось тёмное чародейство, злокозненные умайэр строили замыслы против остроухих вторженцев, а небо, казалось, ходило ходуном, и оставалось только удивляться, как Эндорэ ещё не расползлось по швам. Для эльфа, выросшего в благословенном Амане, крае света, спокойствия и сумасбродных эльфочек, творившееся вокруг было сродни концу света. Пожалуй, в иной ситуации, его разум и феа трепетали бы от той какафонии, что гремела вокруг, но сейчас, у него был куда более весомый повод для душевного трепета. Лаурэфин погладил Нэрвен по увлажнённой щеке, на коей капли дождя искрились в звёздном свете. Его могучая рука едва дрожала от волнения, касание было неумелым: ему ещё никогда не доводилось касаться девы так, он чувствовал восторг, смущение, и горькую печаль ошибки, и вину. Вину за многие года, за мириады ярких дней, за время игр и развлечений, когда он, зрячий, и не видел, не чувствовал, не ощущал, биенье сердца в неге томной, величие и святость уз, когда он просто был, и был один.
Но не сейчас. Сейчас, быть может, несколько минут осталось, блаженству край, за ним – печаль и хлад. Сейчас он многое хотел исправить, но эти пять минут не повернул б назад и за десяток Сильмариллов. Немало мудрых билось над тайной, силясь познать и изведать любовь до самого дна. Они пели песни, стихи сочиняли, в коих вещали, что любовь есть тоска. Они восхваляли печаль и тревогу, играли размытым покровом невзгод, они утверждали, что любовь – это мука. Но к счастью, влюблённому сердцу неведом был тяжкий исход, оно жило мигом, вдали от невзгод. Да, было страшно и стыдно, за доверчивость к лживым словам, за жестокий удар, смертельный и подлый, за то что не понял, за то что был слеп. И грозной тенью вдали возвышаясь, под проклятым флагом на чёрной волне, корабль разлуки неспешно качаясь, шёл прямым курсом к далёкой земле. И то было страшно, до жути и слёз, не вёл тот корабль рукою матрос, на киле блестело мертвенным злом, знамя разлуки, старуха с веслом.
Всё это было правдой, в особенности же, старуха, хотя откуда она взялась в дивном эльфийском сознании, не ведавшем тягот времени и увядания? Впрочем, это тоже было неважно. И все те ужасы, что рисовали пред взором чтецов любители трагедий сердечных, они были где-то далеко, они были так же мелки, как различия между Мелькором и Манвэ в момент их сотворения Единым. Лаурэфин любил, он чувствовал безмерную приязнь к той, с кем связал его случай… или Судьба, или промысел Эру – это тоже было совершенно несущественно. В те злополучные минуты для нолдо существовала лишь Она, единственная, чьё сердце билось в унисон с его собственным. Она была прекрасна, и не хватило бы слов, чтобы описать тот водопад нежности, что излучали глаза Айрамахтара, когда он смотрел на неё.
- Куда же я теперь денусь? – с горькой улыбкой ответил Глорфиндел и накрыл её руку своей, несильно сжал запястье. – У нас теперь одна дорога, куда ты – туда и я. Смотри, не пожалей, в Эндорэ немало замечательных попутчиков обитает, среди них короли и поэты, им я ничуть не чета. Но ты для меня одна такая. Всегда таковою была. Держись, помощь придёт. Не вечной будет тьма.

+1


Вы здесь » Quenta Noldolante » Архив эпизодов » Разведка тихой сапой, или Дортонионские ведьмочки


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно