Эол шевельнул рукой. Для него были новы такие ощущения, никто не смел надевать на него кандалы. Он не был в плену. Свободолюбивый, даже просто пребывание среди этих величественных каменных стен вызывало у него желание разрушить город  до основания… Сначала он был впечатлён, поражён красотой Сокрытого Города. Издалека, рассматривая его со скал, Эолу он казался игрушечным. А закованные в сияющие доспехи стражи вызывали невольное уважение. Оно быстро сменилось гневом, ненавистью - слепой. Нолдор. Одного этого слова было достаточно, чтобы вывести Тёмного Эльфа из-себя. Иной раз он ловил себя на мысли, что не терпит сына, оттого что он тэлери лишь наполовину…
Темницы были пусты. Эол был единственным обитателем этой части подземелий. Каждый вздох разлетался по комнатушке, где он был скован. Это не мешало синда слышать многое, что происходило за стенами. Услышанное вовсе не радовало Эола. Незнакомые слова языка изгнанников. Государя Тингола не существовало для этих эльдар, закона они не соблюдали. Певучий язык народа из-за Моря отчего-то резал слух. Эол ещё раз дёрнулся. От досады. Прикрыл глаза. Завтра он умрёт.
Синда не боялся смерти. Скорее, теперь посчитал избавлением, единственным способом убежать из долины Тумладэн. А что он скажет Аредэли..?
«Прости…»
Этого мало. Эол хрипло засмеялся.
Где-то в глубине коридоров послышались шаги. Порывистые, словно некто старался идти сквозь стены. Они приближались. Эол издалека ощутил, как сначала слабо, а после всё ярче и ярче и ярче мигает чужой гнев. Неистовство. Волна схлынула, когда шаги стихли перед его дверью. Эльф знал, кто явился к нему в столь поздний час.

Какой громкий звук. Дверь чуть не слетела с петель. Взгляд Маэглина был до боли знаком. Точно так же на Эола взирал некто из зеркала. Он только ухмыльнулся упрямо выдержав напор сына. Он молчал.
- Нечего сказать, да?
Ох, он бы дорого дал за то, чтобы увидеть перекошенное от гнева лицо сына. Теперь уже не важно, перед смертью можно и потешить своё самолюбие. Он насмешливо улыбнулся, словно сейчас перед ним стоял несмышлёныш-адан. Порывистый и дерзкий. Эолу было всё равно.
Каменные стены тюрьмы сначала давили, потом надоели, теперь стали приятным дополнением к будущему разговору. Что таковой состоится, эльф не сомневался. Слабым движением скованных рук он предложил Маэглину пройти внутрь, пусть чувствует себя как дома… Ничего Эол не чувствовал. Ни обиды. Ни скорби. Ничего. Он был настолько чёрств, возможно, но нет. Были вещи, что могли бы его тронуть, но их не так много, право. О чём говорить, Эол не представлял. Пустота была на душе, словно в одночасье он освободился от всего гнетущего. Молчание. Пауза затягивалась. Эол слегка качнул головой, мрачно усмехнувшись своим мыслям. Запоздало возвёл аванирэ. Его ждёт долгая ночь.

Эол был противен Маэглину, это можно было прочесть  в его взгляде, тому, как он двигался. Что же, пусть будет так. Он плавно вошёл внутрь, его взгляд приковали кандалы на руках Эола. Мрачное удовлетворение скользнуло по лицу сына. Мести захотел, крысёныш?! Эльфа взбесило такое поведение, а когда за спиной Маэглина оглушительно звонко загрохотала дверь, он был уже в ярости. Звук оседал на стенах серой пылью, просачивался через трещины. От ожидания Эол почти потерял голову. Только ради таких, как его сын или всех тех придворных прихвостней нолдо, чьего имени он не запомнил, стоило жить. Бессильная злоба накатилась тёмной волной, Эол из последних сил держал себя в руках, а глаза полыхали неистовым жёлтым огнём. Если Эол и проклят, то в жилах Маэглина течёт та же кровь. Это успокаивало отчасти. У эльдар бывают редкие моменты прозрения. Эол усмехнулся в лицо сыну, на губах застыла полубезумная гримаса. Он знал, о чём тот думает. Он ждал с тем же нетерпением завтрашнего утра, как и сам Эол. Но разнилось их понимание происходящего. Раздавленный горем и скорбью, эмоциями Маэглин для Эола стал ничтожеством. Неужели, не сумеешь жить дальше? Вопрос хоть и не был произнесён, но словно повис между двумя эльфами.
Насмешливый голос сына ещё больше распалил Эола. Что в нём было не понамешано: и ненависть, и несвойственный интерес – странные нотки с привкусом горечи и восторжествования. Вот и настал долгожданный для синда момент. Маэглин сорвался, но скатившись до свистящего шёпота, снова спросил. Эола кольнула мысль, досадная и одновременно приятная: совсем страх потерял, паршивец. Было отрадно видеть, как сын растёт и учится таким немудрёным вещам, что Эол даже позволил себе улыбнуться, почти тепло. Но гнев всё ещё рокотал внутри, однако стал каким-то рычагом, что не позволял Эолу сорваться –ноги были не скованы – и задушить сына собственным руками. Но всё же вопрос был занятен, да и реакция Маэглина была предсказуема. Отвернулся. Не хочет видеть? Странно, он не отводил взгляда при разговоре никогда.
- У нас с тобой разные понятия ненависти, сын. И не отрицай. Моя кровь возьмёт своё… - Эол позволил себе некоторые вольности и оттого ожидание ответа стало ещё горше, что эльф даже слегка придвинулся к Маэглину.

Движения Маэглина Эолу были непонятны. Он дёрнулся не то вперёд, не то назад, но так и не сдвинулся, уперевшись в холодный камень. На его лице застыло странное выражение или Эолу в полутьме уже казалось. Знакомым огнём полыхнули глаза. Боится? Странно. Эол как-то решил для себя, что ничего сделать ни сможет не с сыном, ни для него и непростительно расслабился. Даже откинулся назад и, прикрыв веки, вполуха слушал тираду разошедшегося Маэглина. С таким отношением к себе Эол сталкивался впервые, но это было даже забавно и в какой-то мере смешно. Неужели явился только для того, чтобы просто наорать и убедиться в собственной безнаказанности? Этого Эол уже не мог стерпеть.
Нарочито медленно он поднялся на ноги и словно холодным душем окатил Маэглина, до того ледяным был его взгляд. Хоть и цепь не давала ему полной свободы, это не помешало эльфу резко схватить за воротник одежды сына и придавить к шершавой стене. Он оказался невероятно близко, что кожей можно было почувствовать, как волнами от Эола расползается ярость. Казалось, эльф стал одной грозовой тучей и только глаза-молнии полыхали на тёмном лице. Руки тряслись от сдерживаемого гнева, цепь мелко дрожала, натянувшись до предела, грозясь вот-вот лопнуть.
Голос низкий, рокочущий, как у дикого зверя.
- Ты не прав, - прошипел эльф. – Уйду я, а ты останешься здесь. Раз считаешь себя моим рабом, думаешь, мне нужно твоё возвращение? Ошибаешься! Ничего не смогу сделать сейчас, но ты подожди, подожди..!
Хриплый смех. Эол никогда не считал, что будет так легко говорить с Маэглином, как сейчас. Хоть он и натянут, будто струна, но эти выплюнутые слова того стоили. Эол почти потерял голову. Пусть мальчишка считает, что теперь станет свободным, пусть подавится своей скорбью! Лицо Эола искажено безумием, он меньше всего сейчас похож на эльда, а не на какую-нибудь тварь. Он с силой сжал свободную руку, но всё равно не мог дотянуться ей до эльфа. Только пальцы побелели, а цепь запела с хрустом…
- Рассказывала мать, значит. Аредэль, или как на здешний манер – Арельдэ? Много же она поведала тебе о нолдор убийцах?! Говори!
Он потряс Маэглина, жалобно звякнули кандалы… Но через мгновение безумие спало. Он стоял напротив сына, не выражая никаких эмоций, может, был готов теперь уже ко всему, но скорее боялся ответа…

Медленно, очень, Эол отходил назад, заслоняя лицо руками, чтобы опереться о холодные стены. Он тварь. В глазах сына он увидел своё отражение. Перекошенное от злобы – скотина. Маэглин отскочил вглубь камеры, слился с тенью, теперь и Эол опустился на пол, залитый моргающим светом коптящей свечи. Сталь на руках чернилась змеёй. Он поднял голову, безразлично вылавливая основные слова из речи сына. На лице застыла твёрдая маска, даже во взгляде не было никакой жизни; а Маэглин теребил воротник. Он бы мог его убить, схвати он тогда чуть выше, будь цепь чуть длиннее, ярость чуть безумнее… Но ничего из того, что могло, не произошло. Сожаление не входило в спектр обычно испытываемых Эолом эмоций, и ничего не изменилось даже спустя эти часы. Вроде, потрясения – есть, боль – есть, а что ещё надо?
Эол вдруг понял, что не хочет встречаться за Морем ни с Аредэлью, ни с кем-либо ещё. И тогда искренне позавидовал людям. Они хоть и умирают от старости, но уходят навеки, не возвращаясь, полностью разорвав все нити и забыв привязанности. Он бы так хотел, всё равно умирать. Это, наверно, судьба, невесело усмехнулся эльф, хотя никогда в предопределение не верил.
- А ты прав. Прав, знаешь? Не следовало твоей матери уходить отсюда. Я бы не стал убийцей, она  была бы счастлива, выйдя за одного из Феанариони, - ровно проговорил он. – Тебя бы не было, некому было бы меня обвинить.
Горькие слова. Эолу они дались чересчур легко. Не было в его голосе ни яда, ни сарказма. Он сказал лишь то, что понял, что почитал за правду. Но, видимо, это судьба…

Эол уже не обращал внимания на присутствие сына. Смирился, наверно, с его ненавистью… Хотя, впрочем, чувства Маэглина и вправду никогда особо его не волновали. Он не умел выражать эмоции  так, как этого хотели бы окружающие. Как же с ним осталась Аредэль, таким? Иной раз Эол сам не мог понять мотивов, что им двигали. Прошлого не изменить, настоящее слишком мимолётно, а будущее кристально ясно. Волноваться и переживать незачем. Бояться больше не надо…
Голос сына внезапно разорвал тишину. Казалось бы, говорить больше не о чем, так что же он хочет? Понимания. Разве матери ему было недостаточно? Нет, эта любовь иная. Эол по-другому выражал свои чувства. Когда подолгу объяснял Маэглину особенности ковки галворна. Когда брал его с собой в Норгод. Когда молчаливо ограждал от опасностей леса. Но не хватало слов. Теперь, Маэглин считает, что научился у своего отца всему. Пусть так и думает. Многие знания сгинут вместе с ним.
- Нет. Ты только способен видеть то, что пожелаешь сам, - хрипло произнёс Эол. –Ты хотел моего… чего? Внимания? Хотел слышать о моей любви. Или хотел понимать, что я тебя использую.
Отчего-то захотелось одёрнуть руку эльфа, чтобы прекратил теребить воротник. От быстрого мелькания пальцев зарябило в глазах. Эол попытался принять удобное положение и чуть склонил голову.

- Пусть так. Чего ты хочешь? Зачем пришёл? Жаловаться мне же на меня? Хм…
Эолу уже наскучил этот бесполезный диалог. Он не мог и не хотел особо понимать целей Маэглина. Впрочем, в чём-то его сын был прав. В том, что Эолу не нужны привязанности уж точно. И что он вряд ли любил его. Хотя, с последним выкриком Маэглина Эол был не согласен. Злым он себя не считал. Впервые в свой адрес он услышал подобное обвинение. Да, мрачный и молчаливый, грубоватый… неужели, самовлюблённый? Вот сюрприз. И эгоист, и тиран вдобавок ко всему. Нда.
Эол даже не стал сдерживать эмоции. На лице его отобразилась невероятная гамма чувств: удивление и насмешка, капля обиды и чуточка раздражения. Всё-таки он ошибся, и от этого уникального в своём роде разговора он стал получать непонятное удовольствие. Ни один из его подчиненных не посмел бы так говорить бы с ним. И вовсе не из страха. Редко у Эола появлялось некое подобие свободных слуг, но они возникали как-то сами и были вольны уйти, потому никакой выгоды с перепалок между собой и Эолом они не получали. Быть может, это был неправильный подход к сыну, но зато он теперь самостоятельный до невозможности, упрямый и… Он был похож на Белую Деву куда сильнее, чем Эол мог увидеть. Теперь, в одежде одного из подданных гондолинского короля, он даже как-то преобразился, а гнев не был ему к лицу, как и Аредэли. Эти сравнения были совсем не к месту, но именно сейчас Маэглин был копией своей матери, когда Эол последний раз с ней говорил в Нан-Эльмоте.

- Что тебе даст это знание? - огрызнулся синда. - Ты был... мм... камнем преткновения. Я вскоре завершу начатое и сумею окончить разговор с твоей матерью. Это не касается тебя.
Излишнее откровение звучало как-то фальшиво, неестественно. В голосе прорезалось раздражение. Шея затекла. Эол резко повернул голову, и позвонки глухо хрустнули. Неожиданно вскочивший Маэглин заставил Эола запоздало дёрнуться и вскинуть брови.
- Я сказал уже. Тебя. Это. Не. Касается.
Медленно и с расстановкой произнёс эльф. Ненависть, гнев, и… да что этот мальчишка может об этом знать?! Ничего. Эол был готов поклясться, эти его чувства первые. Он никогда до этого никого не ненавидел. Не на ком было сорвать ярость. И любовь та была детская, к матери, самая естественная…
Что мог знать Маэглин о страсти? О раздирающем изнутри огне, о жажде обладания? О порочном желании… Быть может, он догадывался. Но Эол не обладал достаточным терпением, чтобы суметь перевести для Маэглина язык тела. Потому вместо ответа на губах Тёмного Эльфа расцвела ухмылка – страшный оскал.

- Ненавидь! - эльф смеялся сыну в лицо, - Что тебе остаётся?
Конечно, как и любое живое существо, Эол не хотел умереть. Никто ведь не хочет? Но синда не никто. За свою жизнь, под самый конец своей жизни он остаил неизгладимый след. И зря надеется Маэглин, что со смертью его (эльда думал об этом с неким злорадством) отца для него прекратятся невзгоды. Тёмный Эльф отнюдь не всегда звался так из-за образа жизни. Он не из тех, кто бросает слова на ветер.
- А кто же я тебе? Ты меня таковым не считаешь, но навеки, запомни мои слова! На всю свою жизнь, и даже после тебя запомнят как моего сына! Ты и представить не можешь себе, не можешь..!
Эол не вырывался из хватки Маэглина, и когда резко замолчал, повисла некая недоговорённость, не всё было синда произнесено. Маэглин ощутимо тряхнул Эола, а цепи на руках лишь жалобно звякнули. Жёлтые глаза встретились с серыми. Стальными, полными ненависти глазами.
И может, тогда, наконец, эльф испугался смерти. По-настоящему, не наиграно. Он видел гибель в руках сына... Он мог его убить. И он боялся. Впервые в открытую.